Владимир Афиногенов - Нашествие хазар (в 2х книгах)

— Ну что ж… Твоя Настя с сыном пусть при старшей моей жене побудет.

«Вот как славно вышло! — тут же промелькнуло в голове князя. — Станет на женской половине моими глазами и ушами. Женщина она, видно сразу, сообразительная… Взял Доброслава под руку:

— Идём ко мне. Да пока готовят еду, обо всём подробно поведаешь.

Аскольд до сих пор держит в памяти, как отец взял однажды их с Диром, когда они находились в ребяческих годах, на Змиевы валы. Долго они ехали: вначале лесом, потом степью. Сам Аскольд хорошо в седле держался, и Дир не хныкал, хотя был тогда от горшка два вершка, — не просился с лошади в повозку. У полян так заведено — три года исполнилось мальцу, его сажают на коня…

Через некоторое время взору браткам представилась земляная насыпь. Она тянулась вдаль насколько хватает глаз, и конца ей, казалось, не будет… Наверху насыпи стояли срубленные из дерева сторожи, похожие на обыкновенные избы, но только с бойницами вместо окон, устроенными и снизу, и сверху. Неподалёку сложены стога из сена и соломы и придавлены брёвнами.

Как объяснили мальцам, эти стога зажигали, как только из Дикого поля, то есть оттуда, с земли за насыпью, происходило крупное нападение степняков. Обыкновенные их набеги с целью грабежа пресекались самими сторожевыми бойцами. Огонь же костров ночью или дым от них днём звали на помощь…

Показывая на насыпь, отец сказал:

— Вот они, валы Змиевы!

Аскольд и Дир подумали, что тут, наверное, змей водится видимо-невидимо. Но это было не так; отец подозвал к себе тогда ещё молодого Вышату и обратился к нему:

— Расскажи-ка им про сии валы.

Сколько лет прошло! Вон уж и Вышата — старик, а его сказку, в ту пору рассказанную, Аскольд помнит слово в слово.

— Давным-давно [277] По радиологическим анализам проб угля и дерева возникновение Змиевых валов, или Вито-Бобрицкой укреплённой линии археологи относят к 370 году. Общая протяжённость их — 1000 км. , ещё и Киева-града, как такового, не было, проживало в сих местах племя славянское, как и мы, полянами прозываемое, — начал баить тогда молодой Вышата. — И проявился здесь лютый Змий: брал он с народа поборы — с каждого двора по красной девке. Возьмёт девку и съест… Пришёл черед старейшине свою дочь отдавать; забрал её Змий, но есть не стал, красавица она собой была, так за жену себе и взял.

Улетит Змий на промысел, жену оставит одну. Видит как-то красавица — старушонка идёт. Говорит молодой жене горемычной: «Спроси у Змия, кто сильнее его? А я твоему батюшке передам».

Стала девка у Змия допытываться, тот долго не говорил, да раз и проболтался: «Никита Кожемяка сильнее меня…» Старейшина, получивши такую весть, сам сыскал Никиту, который в ту пору кожу мял. Держал в руках двенадцать кож разом. Ему и приказал старейшина: «Иди, холоп, Змия убей!»

Кожемяка гневно взглянул на господина, разодрал кожу руками, заупрямился: «Не пойду, и всё тут!» Сильно обиделся, что холопом назвали.

Научили тогда старейшину: «Пусть его дети малолетние, коих Змий без мамок оставил, попросят…» Прослезился и сам Никита Кожемяка, на их детские слезы глядя. Взял триста пуд пеньки, насмолил её и весь-таки обмотался, чтобы Змий не сожрал его. Подходит Никита к берлоге, а тот испугался, заперся.

— Выходи лучше в чистое поле, а то берлогу размечу! — крикнул Кожемяка и стал двери ломать.

Нечего делать — Змий вышел. Бились-бились, Никита повалил его. Тут Змий стал молить: «Не бей меня до смерти, Никита! Сильней нас с тобой в целом свете нет: разделим всю землю поровну».

— Хорошо, — согласился Кожемяка, — надо межу проложить…

Сделал соху в триста пуд, запряг Змия и стал от того места, где теперь Киев стоит, межу пропахивать… И довёл межу до моря Кавстрийского, сейчас оно Джурджанийским зовётся.

— Теперь, — говорит Кожемяка, — надо и море делить.

Въехал Змий на середину моря, Никита убил и утопил его. А на земле борозда и ныне видна: вышиною та борозда шести саженей [278] Если сажень — 2,134 метра, то Змиевы валы на самом деле были высотой более 12 метров. Гунны в конце четвёртого века да и в пятом так и не смогли одолеть их. . С той поры эту борозду валом называют… Змиевым.

И ещё в душу запало Аскольду, как приказ давал Кожемяке старейшина, называя его холопом, да тот слушать не стал, а послушался сирот малых… «Знать, не всегда грубостью да напором можно дело сделать… И к простым людям подход надобен. Вот если бы, как и я, Дир из этой сказки урок извлёк, но вряд ли он на такое способен… А тогда ведь совсем маленьким был, может, ничего так и не уразумел…» — раздумывал Аскольд на другой день по получения хартии из хазарского каганата, ожидая Вышату и Кевкамена, чтобы отправиться на Змиевы валы поглядеть, что там и как.

Вчера Аскольд мог бы кого-нибудь послать за Диром, но не сделал этого. «Как только он появился бы, мы обязаны его спросить, состоял ли он в сговоре с Сфандрой? И какое отношение имеет к умерщвлению христиан?.. А вообще-то, нужно сперва всё хорошенько обдумать, и стоит ли поднимать шум и вносить сейчас внутренний раздор и смуту?! Тем более, что случилась не мелкая кража, а массовое убийство… Предслава говорит, его совершили люди Сфандры. Но ведь нужно их вину доказать! И тогда следует подвергнуть подозреваемых принародному испытанию железом…»

Аскольду приходилось судить и раньше, но совершать над кем-то подобное — нет: тогда заведомо было известно, кто виноват. А тут дело особого рода — никто вот так сразу не сознается в совершении преступления. А значит обвиняемого в убийстве следует ставить разутыми ногами на раскалённое железо, и он произнесёт клятву, доказывая свою невиновность; если же кто замечался в краже более половины гривны золота, то клал два пальца руки. Выдерживал — отпускали…

Совершивший менее важное преступление проходил испытание водой. Он должен был сделать несколько шагов в глубину реки, если робел или мешкал, то дело проигрывал. Предполагали: невиновному выдержать испытание всегда помогут или духи огня, или воды…

Когда князь встретился снова с воеводой и греком, поделился с ними своими мыслями, те поддержали его: да, сие пока не ворошить, а там — видно будет. Ведь впереди грядут всем киевлянам без разбору тяжёлые испытания, и может случиться так, что придётся просить помощи у брата Сфандры… Да и Дир должен находиться, как говорится, во всеоружии…

— На валы поскачем после обеда и послеобеденного сна. Скоро полдень, и негоже нам повстречаться с полудницами в черных одеждах, — сказал Аскольд греку и воеводе.

Встреча с бесплотными существами не предвещало, как обычно, ничего хорошего… В полдень никому и в голову не придёт или песни петь, или работать. Люди по обыкновению спали. И тогда к их жилищам скользили, словно тени, полудницы в длинных белых одеждах. А человека, не уважающего обычаи предков и оказавшегося в это время на ногах, они, превратившись в старух в чёрном и с клюкой в костлявых трясущихся руках, уводили невесть куда. И он пропадал…