Слав Караславов - Восставшие из пепла

Жизнь улыбалась дочери Камицы с первого дня. Отцовский дворец с садом вызывал зависть императорской знати. И в этом саду расцвела она, Ирина — светловолосая и нежная, как нарцисс. Ее детские и девичьи годы прошли среди суровых мужчин, которые привыкли умело орудовать мечом и грубовато ухаживать за женщинами. Она часто бывала в императорском дворце и во время торжеств сияла там молодостью и красотой. Подруга дочерей василевса, она стала совладелицей их сердечных тайн. Она росла веселой и задорной. Смеялась звонко, от души. Но однажды смех ее вдруг умолк. Она сделалась задумчивой и грустной. Это случилось после того, как их дом посетил один из подчиненных ее отца — Феодосий. Он и унес с собой ее смех. Конечно, это заметила мать и рассказала отцу. Камица не имел ничего против того, чтобы отдать дочь за одного из своих самых верных и храбрых воинов. К тому же Феодосий был из древнего рода, корни которого уходили во времена первых Комнинов, и обладал несметными богатствами. И стоило Феодосию только заикнуться о женитьбе — Камица согласился. Свадьба была пышной, шумной. Две недели всадники ошалело скакали по улицам, а пьяные музыканты путали свадебные мелодии с сигналами боевой тревоги. Дошло до того, что в городе начали поговаривать: уж не скрывается ли за этой свадьбой военный заговор против василевса? По его распоряжению свадьба была прервана. Молодоженов отправили на кораблях в свадебное путешествие по Золотому Рогу, а потом в течение полугода они объезжали родовые имения Феодосия. Спустя некоторое время после их возвращения в Константинополь родился ребенок. Известие о пленении отца болгарами омрачило их радость, но любовь вспыхнула с новой силой. Тут вмешался василевс…

…Когда ее вызвали во дворец, она тревожно подумала: наверное, какие-то известия об отце! Плохие или добрые? Василевс только что вернулся из похода против Добромира Хриза, что он привез? Но когда она ступила в императорскую приемную, ей просто сообщили волю василевса: во имя благополучия государства она должна пожертвовать семьей: Алексей Ангел отправляет ее к Добромиру Хризу.

Ирину тотчас увезли в ближайший монастырь под строгий надзор монахов. Божьи служители ревностно бдили, чтобы она не наложила на себя руки, пытались с помощью молитв притупить ее горе, любовь к мужу, сделать равнодушной ко всему земному. И это им в какой-то мере удалось. В первый месяц она, правда, чуть было не умерла от душевной тоски и муки, но потом что-то в ней сломалось, чувства заглохли, осталась лишь тупая боль да тяжесть на сердце. Стоило ей прикрыть глаза, и она слышала детский плач. Его она и увезла с собой в земли Хриза. Жених не пробудил в ней никаких чувств, она по обычаю прислуживала за столом ему и его гостям, ничего не видя и не слыша. Однажды Добромир разозлился на нее за что-то и грубо оскорбил, но она даже не шелохнулась. Ей все было безразлично.

Так она жила до приезда в крепость своего отца. Ирина встретила его у ворот и долго плакала, упав ему на грудь. Плечи ее вздрагивали, как у маленького обиженного ребенка. Рука Камицы лежала на светловолосой голове дочери, солнечный луч скользил по камню в золотом перстне, и камень поблескивал, как горячий уголек…

Гости Добромира Хриза сидели молча, каждый углубился в свои собственные мысли.

Золотой трон светился и в полутьме. Император любил отдыхать, сидя на нем. Блеск золота успокаивал его, унимал вечные сомнения, которые не давали ему покоя.

Император сидел молча. В ногах у него стоял евнух Георгий Инеот. В глубине тронной залы лениво потрескивала свеча. При каждом всполохе ее, темнота, пугливо дрогнув, сбивалась в сторону от светлого круга, потом снова замирала в ожидании новой вспышки пламени.

Дворец отходил ко сну. Далекие шумы едва пробивались сквозь толстые стены и тяжелые бархатные завесы и не достигали ушей василевса. Алексей Ангел не любил двигаться, он предпочитал, чтобы мир двигался вокруг него. Так было удобнее и проще обозревать его и повелевать, строить жизнь по-своему. Но к великому огорчению василевса, мир не хотел считаться с его желаниями и все чаще приходил в движение без его на то воли. То здесь, то там на землях ромеев возникали смуты, взвивались к небу большие и малые вихри, поднимались столбы чадного дыма. Войско Калояна, что стояло по ту сторону Хема, по-прежнему было самой большой его тревогой. Были и всякие дворцовые неурядицы — сплетни и скандалы. Дочери совсем, кажется, отказались от него. Они считали его убийцей их матери, императрицы Евфросинии. Его обвинила в том Анна. Другие побоялись бы бросить такое обвинение ему в лицо, а Анна сказала прямо. А в чем его вина? Он оставил Евфросинию жить за монастырскими стенами, если он изгнал блудницу из своего сердца, то ведь за дело. Евнухи якобы застали ее с Витацием, одним придурковатым пилигримом, которого он из милости взял к себе и усыновил. В гневе он приказал казнить его, а Евфросинию сослать в монастырь. С тех пор у него не было желания ни видеть ее, ни говорить с ней. Когда Анна намекнула ему, что евнухи оболгали царицу, он стал подумывать: а не поспешил ли он с решением? Но верный себе, он никому не признался в своих сомнениях. Отрезано — так прочь, брошено — так навсегда. Евфросиния и без того начинала ему надоедать. Давно уже Алексеем Ангелом полностью завладели евнухи. Георгий Инеот стал его правой рукой, самым доверенным человеком и советником, особенно с тех пор, как Камица попал в плен.

Инеот прилег у него в ногах. От свечи исходил скудный свет, и глаза евнуха вспыхивали, словно у кошки; желтыми огоньками. И во всем его облике было что-то кошачье, тело — тонкое, гибкое, поступь — мягкая, неслышная, голосок — мурлыкающий и елейный.

Инеот пописывал бездарные стишки, и василевс в шутку нарек его Геометром. Сегодня Инеот сочинил для своего повелителя четверостишие и все не мог найти удобного случая прочитать его. Пугали хмурые складки на миропомазанном лбу, сдерживал сосредоточенный взор, устремленный куда-то вдаль, за пределы залы. Евнух знал характер своего божественного господина и не рискнул прервать его мысли. Василевс не любил, когда его отвлекали посторонними разговорами.

Сегодня весь день из головы императора не выходили слова Анны о матери. Алексей Ангел чувствовал себя перед ней виноватым. Но сейчас, в этот вечерний час, другие, более тревожные мысли завладели им. В землях его империи жило немало сильных родов, и это пугало василевса, ибо каждый из них мог претендовать на корону. В Этолии жили Врана, Кантакузин, Петралиф, в Фокиде — Мелиссин, род Каматиров в Лаконии [82] Этолия, Фокида, Лакония — исторические области в Греции. Врана, Кантакузин, Петралиф, Мелиссин, Каматир — крупнейшие фамилии византийской знати. В конце XII — начале XIII вв. многие из них, опираясь на обширные провинциальные владения, выходили из подчинения императору. Так, Лев Сгур еще при жизни Алексея III Ангела основал самостоятельное феодальное княжество в Центральной Греции с городами Навплия и Коринф. был столь богат, владел таким несметным количеством людей и земель, что от одной мысли об этом василевсу делалось не по себе. И еще где-то в глубине его империи таился род Льва Сгура. Алексею Ангелу доносили, что люди из этого рода не очень-то чтят императорские приказы и живут по своим законам. А что творится в самом Царьграде? Тут тоже ухо надо держать востро. Его слепой брат Исаак Ангел жил далеко от города, но сын его, к примеру, частенько шляется по корчмам у Золотого Рога. Правда, за ним зорко следят люди василевса: как бы племянничек не пробрался на какой-нибудь корабль да не наладился в Венецию, в Пизу [83] Пиза — богатая итальянская торговая республика, в XII в. владела островами Сардиния и Корсика и успешно конкурировала с венецианцами в торговле по Средиземному морю. , в Рим к латинянам и франкам [84] Латиняне, франки. — Латинянами в Византии, а также в Болгарии и на Руси называли католиков, франками (фрягами) — жителей Западной Европы. . А василевсу ромеев не желали добра ни Венеция, ни Пиза, ни Рим. И Мануил Камица не постесняется обратиться к ним за помощью в борьбе против него. Этот честолюбец не остановится ни перед чем. Лучше вовремя раз и навсегда убрать его со своего пути, чтобы после не раскаиваться.