Слав Караславов - Восставшие из пепла

Александр спустился со стены и направился к небольшой двери. Она вела в сад, что был за крепостью. Он взялся было за засов, желая его отодвинуть, но один из стражников торопливо подбежал и распахнул перед ним дверь. Пестрый ковер из опавших листьев заглушал шаги Александра. Он шел под раскидистыми кронами вековых деревьев и не мог налюбоваться на них. Кипарисы, смоковницы, каштаны, какие-то неведомые южные кустарники, смешные карликовые дубки. Сад кончался глубокой пропастью, естественным непреодолимым препятствием для любого врага. Внизу, куда доставал глаз, торчали скалы-столбы, похожие на острые кабаньи зубы. Одни были покрыты редкими деревьями, другие — совсем голые. Дожди и ветры поработали здесь на славу и создали чудо, на которое Александр смотрел со смешанным чувством восторга и удивления.

Вдруг Александр услышал детский голосок. В десяти шагах от него смуглый мальчик лет девяти целился из лука в пустое птичье гнездо на дереве. Стрела, коротко свистнув, попала точно в середину гнезда и застряла там.

Мальчик камнем пытался сбить стрелу, но это ему не удавалось. Он пнул ногой дерево — толстый ствол и не дрогнул. Александр подошел к нему.

— Как зовут тебя? — спросил он.

— Алекса! — ответил мальчик, недоверчиво глядя на незнакомца. — А тебя?

— И меня так же…

— Да ты не гость ли?

— Гость.

Мальчик замолчал. Потом наклонился, взял камень и снова бросил в гнездо. Камень попал в ветку, но стрела не шелохнулась.

— Почему не влезешь на дерево?

— Отец не разрешает…

— Уж не сын ли ты деспота?

Мальчик утвердительно кивнул.

— Если тебе не разрешают, тогда влезу я. — И Александр, ухватившись за нижнюю ветку, ловко взобрался на дерево. Алекса с восторгом глядел на него.

— Держи! — крикнул Александр и бросил стрелу чуть в сторонку от мальчика.

Спрыгнув на землю, Александр увидел полную женщину, которая вышла из узкой двери и позвала Алексу. Мальчик схватил стрелу и подбежал к ней.

Александр почти ничего не знал о семейной жизни Слава. Когда он с братом Иваном бежал от преследовании Борила, Слав еще не был женат. Вести о его женитьбе дошли до них лет десять тому назад. Тогда они жили при дворе галицкого князя [160] …при дворе галицкого князя… — после убийства царя Калояна и захвата болгарского престола Борилом малолетние Иван и Александр Асени были вывезены на Русь, в Галицкое княжество. и живо интересовались событиями, происходящими в Болгарии. Слав не признал незаконного царя Борила, и это их радовало. С его помощью они надеялись однажды вернуть потерянное — престол Асенева государства. Смущало их лишь то, что деспот женился на дочери латинского императора Генриха, правда, незаконнорожденной. Это родство могло предать забвению истинную причину его разрыва и вражды с Борилом. Но жена Слава, оставив ему сына, умерла во время родов…

Все эти годы братья Асени жили лишь думами о своем отечестве. Многих послов отправляли они для встреч с тырновскими соплеменниками, но немногие из них остались в живых. А те, которым посчастливилось вернуться, приносили малоутешительные вести: Борил прочно укрепился на престоле, уничтожил или изгнал почти всех верных Калояну людей, возвысил новых боляр. Но наконец пришли и добрые известия: в битве под Пловдивом против войск Генриха Борил потерпел сокрушительное поражение, многие из его боляр трезво оценили события и отшатнулись от новоявленного царя. Пришло время, когда поездки верных братьям Асеням людей в Тырновград стали более или менее безопасными, некоторые из них даже нашли дорогу и в горы, к деспоту. Слав обещал помочь братьям в борьбе с Борилом, но теперь, когда они, наследники Асеня, вернулись на престол и без его помощи, кто знает, как он воспримет их предложение воссоединиться с Тырновским царством. Вспомнит ли Слав свое обещание…

Под ногой Александра заскрипел песок, и он вскинул голову. Сад кончился. Перед ним была вторая каменная крепостная стена. Отсюда узкая дверь вела в город. Стражники преградили ему путь, и он пошел назад. Тут его взгляд привлекли стоящие под навесом огромные чаны для сбора воды. Вода в них была свежей и прозрачной. Да, видно, деспот хороший хозяин. Осматривая его орлиное гнездо, свитое над глубокими пропастями, крутыми и сыпучими горными склонами, Александр не мог скрыть своего восхищения. Взять приступом эту крепость невозможно. Слабым местом ее было разве что отсутствие естественного источника воды…

Александр свернул на широкую главную аллею, подошел к большой расписанной фресками церкви и вдруг вспомнил о заутрене. Ему ведь надо преподносить царские дары святой Богородице, покровительнице этих земель, без этого не начнется богослужение.

И он заспешил.

Всю ночь деспот Алексей Слав не сомкнул глаз. Он дважды вставал, раздувал поленья в очаге, чтобы тлели до рассвета, потому что по ночам уже заметно холодало. Но что холод? Не холод мучил Слава и лишил его сна. Мысль, что один из послов — Александр Асень, не давала ему покоя, заставила вспомнить всю прожитую жизнь — далекие и близкие времена, годы утрат, борьбы и побед. И вот пришел день, которого он с некоторых пор стал бояться, но который, он знал, должен был прийти. Все, что им создано за эти годы, создано во имя его верности покойному царю, изгнанным, но законным наследникам престола. Сейчас наследники вернули себе трон. Что же делать теперь ему, Славу? Преклонить, как он обещал когда-то, перед ними голову? А если он отвык кланяться? Как-никак, а когда-то Слав восседал возле самого императора Генриха! С ним считаются властители и государи соседних земель. А эти вот горы он давно привык называть «моими горами», другие называли их «горами Слава». Он любил на быстроногом скакуне объезжать свои владения. Этой ночью, лежа на пушистых медвежьих шкурах, он еще раз мысленно объехал их, думая о начале своего возвышения. Где же оно, это начало? Там, где вьется, протекая сквозь детские годы, река Этер, или у смертного одра Калояна? Пожалуй, смерть Калояна у стен Фессалоник была его началом…

Воспоминания вернули Слава в ту далекую, сырую осень, когда болгарское войско возвращалось из бесславного похода, везя набальзамированное тело убитого царя. Слухи, одни тревожнее других, летели навстречу и, как злые, голодные псы, кидались к самому горлу, до боли рвали душу. Борил занял престол! Царица-куманка, не дождавшись даже тела бывшего супруга, якобы уже повенчалась с узурпатором. А мертвый Калоян покойно лежал на пурпурной мантии, скрестив на груди руки. От сильной тряски верхняя губа его слегка приподнялась да так и застыла, приоткрыв ряд белых зубов. Крепкие и красивые зубы были у царя, и, когда он смеялся, они блестели из-под светлых усов, как серебристый серп луны. Слав много раз видел его улыбку. Она появлялась на лице царя неожиданно, сверкая как молния. Слав по матери был племянником Калояна. Но не родственное чувство привязывало его к царю. Слава удивляла и поражала его энергия, тот неисчерпаемый источник сил, который таился в крепком мускулистом теле, его необузданная жажда жизни. Когда царь услаждался музыкой — гайды готовы были лопнуть от напряжения, а когда пировал с друзьями — опустевшие бочки катились одна за другой в тырновскую пропасть; если любил, то любил щедро, но когда уличал во лжи, пощады от него не было. Калоян не терпел лицемерия. И лицемеры получали по заслугам: смерть через повешение за ноги. Прямота и искренность царя нравились всем. Люди готовы были идти за ним в огонь и в воду. С придворными царь держался, как с равными, однако не любил, когда ему противоречили. В грубоватой внешности Слава Калоян нашел что-то созвучное себе, своей прямоте и решительности. И в знак особой милости подарил ему Крестогорье — все земли от Цепины до Мельника. Прежний тамошний деспот Иоанн Спиридонаки не удержался у власти, как и Иванко выступив против императора Алексея Ангела. Крестогорцы не захотели подчиниться воле ромея, и он сдался на милость владетелям Тырновграда. Вот тогда-то царь, оглядев своих приближенных, остановился перед Славом и сказал: