Слав Караславов - Восставшие из пепла

На третий день Феодор Комнин торжественно вступил в Фессалоники. Он занял дворец бывшего короля, погибшего Бонифация Монферратского, и его наследника Димитрия.

После этого Слав заторопился домой. Из Мельника он получил тревожные вести, Иван Звездица сообщал ему о каком-то заговоре деспины Ирины Петралифы, что, якобы, стало известно со слов двух задержанных ромеев и что ждет он Слава не дождется…

Слав не остался на торжественное коронование Феодора Комнина василевсом ромеев.

Пришло время, когда из кованого сундука вынули пурпурную императорскую мантию и красные сафьяновые сапоги, снятые когда-то с одного мертвого императора, чтобы привести другого тоже к могиле…

Папа Гонорий III был поражен коронованием Феодора Комнина императорским венцом. Такого нахальства наместник бога на земле никак не мог ожидать от хилого человечишки с тощими руками. Еще в то время, когда тот погубил императора Пьера де Куртене, папа решил наказать его, но щедрые подарки, полученные от деспота, заставили наместника бога подождать с проклятием. Тем более, что Феодор Комнин обещал подчинить свои земли римской церкви и называл себя ее покорным и послушным сыном. А теперь что же это такое?! Захватил Фессалоники, принадлежавшие латинским императорам, и провозгласил себя василевсом. Если бы папа действительно мог говорить прямо с богом, он, не теряя ни минуты, убедил бы всевышнего покарать Комнина за неслыханную дерзость громом и молнией. Но поскольку он не может этого сделать — что ему предпринять? Наложить на наглеца проклятие, но разве этим проймешь самозванца? Заставить мадьярского короля Андраша двинуть на него свои войска и жестоко проучить? Но Андраш уже хлебнул горя в неудачном походе с крестоносцами. Вряд ли он еще раз внемлет зову папы. Обращаться к сербскому жупану Стефану, свату Комнина, тоже бессмысленно. Оставался Иван Асень, но и он не согласится воевать ради чужих интересов. Вот если бы в Константинополе была сильная армия! Но если бы она была, этот выскочка не сидел бы сейчас в Фессалониках.

Если папу поразило происшедшее, то никейский патриарх был попросту взбешен. Он, и только он, имел право короновать помазанников на императорский престол ромеев, а тут какой-то жалкий епископишка осмелился оспаривать это его право? По мнению патриарха, законным наследником константинопольского престола был никейский император, поскольку он, патриарх, короновал его.

Но василевсом, присвоив все титулы и имена рода Ангелов, осмелился объявить себя эпирец. Кроме этого, он назначил своих людей митрополитами и епископами в старых и новых епархиях, что было еще одной неслыханной дерзостью. Они, конечно, начнут теперь превозносить в молитвах самозванца, расхваливать его императорские достоинства. На вопрос патриарха, почему он так дерзко нарушил правила коронования и религиозные каноны, Комнин ответил хитро и уклончиво. О правилам коронования вообще умолчал, будто не было об этом и речи, а что касается патриарха, он якобы слишком медлит с рукоположением епископов, а те, кто уже был им рукоположен, будто бы не торопятся занимать свои епархии или делают это с большим опозданием.

Никейский патриарх ответом не удовлетворился и попросил Комнина точнее объяснить свои поступки. Тогда тот прямо заявил, что не может терпеть в своих землях епископов, которые не признают его василевсом, хотя он, а не кто другой отвоевал у ромеев значительную часть земель. Потратив так много золота, пролив реки крови для достижения целей своего народа, он не может передать добытое в руки людей, которые не имеют к этому никакого отношения и ничем не доказали ему свою преданность.

Этот дерзкий ответ разгневал патриарха. И он решил проклясть самозванца и предать анафеме послушное Комнину Охридское архиепископство [187] Охридская архиепископия — Крупнейшая церковная область Константинопольской патриархии, охватывавшая земли Северной Греции, Южной Болгарии и Албании. После падения Константинополя охридский архиепископ отказался подчиняться бежавшему в Никею патриарху и поддержал претензии Эпира на главенство в восстановлении Византийской империи. .

Отношения между двумя церквами и двумя императорами еще более обострились. Феодор Комнин Дука Ангел, как он уже называл себя, предвидел это и потому не волновался. Он знал, что наступит день, когда ему придется поссориться со своим никейским соперником, и этот день пришел. Но Иоанн Ватац был на другом берегу моря, далеко от него, и причин бояться его не было. А вот об отношениях с ближайшими соседями надо было думать и думать. Взять хотя бы того же деспота Крестогорья Слава. Племянница Ирина Петралифа втянула Комнина в щекотливое дело. Он обещал ее руку одному из своих молодых полководцев, Феоктисту Вринасу, но, когда прибыли послы Слава, нарушил свое обещание и выдал ее замуж за болгарина. Феоктист был настойчив и упрям и не мог так легко отказаться от своих намерений. Много раз пытался он добиться приема у Феодора Комнина, но безуспешно. Наконец Феоктист уговорил Ирину похлопотать за него перед дядей, пусть господин его выслушает. Принимая несостоявшегося родственника, Феодор Комнин полагал, что услышит его просьбу не посылать Ирину в деспотство Слава, но ошибся. Феоктист выразил лишь желание поехать в Крестогорье под видом евнуха в свите Ирины. А там он уж постарается все уладить так, что неприступный Мельник в ближайшее время окажется в руках Феодора Комнина. За эту услугу Феоктист по-прежнему просит руки Ирины Петралифы и должности кастрофилака крепости Мельник.

Поначалу все это показалось Комнину просто нелепостью, но в конце концов план молодого военачальника заинтересовал его. До отбытия свадебного поезда они вдвоем не раз подробно обсуждали все детали задуманного плана. Настойчивая просьба эпирца о помощи в походе на Фессалоники, с которой он обратился к Славу, тоже была звеном в цепи этого плана — важно было вывести войска деспота из Мельника. Ожидая добрых вестей от Феоктиста, Комнин откладывал и откладывал штурм Фессалоник. Вести о том, что лазутчики Феоктиста открыли ворота крепости Мельник специально выделенным войскам Комнина, должны были доставить два его гонца. Но их все не было и не было. Терпение Феодора Комнина иссякло. Он послал к Феоктисту еще двух гонцов, но они, как и первые, будто в воду канули. А тут Слав бросился на штурм крепостной стены и захватил две башни. Это событие оттеснило на задний план прежние заботы Комнина, но мысль о четырех пропавших гонцах время от времени тревожила его; если их перехватили, достало ли им мужества погибнуть, не выдав тех планов, которые выставляли бы его в невыгодном свете в глазах нового родственника, деспота Крестогорья?!