Геннадий Левицкий - Ягайло - князь Литовский

Приближалось войско Мамая…

К полудню туман начал спадать, и русские полки увидели, как на высокий холм в противоположном конце Куликова поля, словно черная грозовая туча, надвигается неприятельская рать. Перевалив через эту природную возвышенность, татарские войска начали спускаться в просторную долину. Только она и разделяла враждебные рати.

Вдруг движение мамаевой орды прекратилось. На вершине холма осталось лишь несколько десятков человек. То была ставка татарского войска вместе с телохранителями и во главе с великим эмиром Мамаем. Это он остановил орду и теперь внимательно смотрел на русское войско, расположившееся на высокой гряде между Смолкой и Нижним Дубиком.

Мамай, полководец искусный и многоопытный, понял преимущество позиции Дмитрия. Разум подсказывал ему отказаться от битвы, но в то же время Мамай понимал, что без победы ему не восстановить в Орде свой пошатнувшейся авторитет. Кроме того, велика была злоба на непокорную Русь, кочевники и наемники рвались вперед за богатой добычей в русском стане. Мамай надеялся на свое сильнейшее войско, каких не водили за собой ордынские ханы со времен Чингисхана и Батыя. Единственное, что смущало великого эмира — это продуманное до мелочей расположение русского войска. Мамай понял, что имеет дело с достойным противником. В этой позиции татарскому войску придется наступать снизу вверх, преодолевая тяжелые подъемы. Обойти русскую рать и по старой монгольской привычке ударить с тыла тоже не представлялось возможным, она была защищена естественными преградами.

Природа! Природа! Одним полководцам, которые тебя понимают, ты помогаешь побеждать; другим, которые тобой пренебрегают, ты приносишь поражения. Дмитрий Иванович начисто лишил Мамая всех преимуществ.

Мамай стоял на холме и колебался: бросить вперед свое остановившееся в нерешительности войско, или уклониться от битвы, продолжить путь на соединение с Ягайлом и Олегом рязанским.

Причина нерешительности стала понятна и Дмитрию Ивановичу. «Надо что-то предпринять», — думал московский князь. Но как заставить такого опытного полководца, как Мамай, начать битву при невыгодных для него обстоятельствах?

Решение пришло неожиданно. От русских войск отделился сторожевой полк и медленно двинулся в сторону татарской рати. Русские подошли на близкое расстояние и во всю мощь своих глоток начали кричать оскорбительные слова в адрес татар и их военачальника. Наглость воинов сторожевого полка не осталась без ответа. Небрежно расталкивая татарские ряды вперед выехал известный на всю Золотую Орду богатырь Темир-Мурза.

— Олух проклятый, и дня не может прожить, чтобы не похвастаться своей силой, — процедил сквозь зубы Мамай.

— А может, великий эмир, пограбим Русь, как Арабшах, и уйдем обратно, — предложил один из военачальников Мамая, понявший ход мыслей господина. — Зачем нам эта битва? Ту часть дани, которую Москва недоплатила, мы с лихвой возьмем, если пройдемся по владениям того же Нижнего Новгорода.

— Попробуй теперь останови этих головорезов, — указал Мамай на спешившего навстречу русским всадника. — С голым брюхом будут лезть на меч, а обратно не повернут. Поздно ты начал давать умные советы.

Темир-Мурза выехал на средину поля и принялся остервенело выкрикивать непонятные, но наполненные злобой, слова в сторону сторожевого полка. Русские притихли, начали прислушиваться к речи татарина.

— Чего он там распинается? — спросил Дмитрий.

— Хочет сразиться с любым из наших, — ответил понимавший по-татарски воин.

— Братья! — обратился Дмитрий Иванович к ратникам. — Кто желает померяться силами с татарином?

Некоторое время русская сторона угрюмо молчала. Уж больно страшный вид был у татарина, словно гранитная глыба восседала на коне-великане.

И вот русские ряды расступились, вперед выехал облаченный в стальные доспехи троицкий монах. Все русское воинство провожало взглядом Александра Пересвета. Богатырь пришпорил коня и полетел навстречу татарину. Единоборцы сшиблись с такой страшной силой, что не только сами упали замертво, но и их лошади. Вот они первые жертвы еще не начавшейся битвы! Всего несколько мгновений длился поединок Пересвета с татарином, но этих мгновений оказалось достаточно, чтобы сделать имя его бессмертным в веках.

В следующий миг авангард Мамая, словно волк, почуявший запах крови, бросился на русский сторожевой полк. Стремясь не дать растоптать копытами лошадей тело Пересвета, русские всадники также двинулись навстречу. Как раз у места гибели богатырей обе конные лавы сошлись. Началась жестокая схватка. Несмотря на громадное численное превосходство противника, сторожевому полку все же удалось потеснить на несколько мгновений татар. Этого оказалось достаточно для того, чтобы подхватить тело первоначальника битвы и переправить его в тыл. Затем сторожевой полк, ведя ожесточенный бой с наседавшими татарами, начал откатываться назад. Вскоре битва дошла до позиций передового полка, и тот не замедлил вступить в сражение.

Битва началась. Она втягивала все новые и новые войска, и остановить ее Мамай был не в силах. Более того, до сих пор сражение развивалось помимо воли великого эмира. Он оставался лишь безучастным наблюдателем. Но вот над шатром Мамая взвился огромный золоченый бунчук. Почти одновременно с этим условным знаком затрубили рога, призывая к атаке. Из ставки на холме полетели гонцы, везя последние распоряжения эмира.

Первыми тронулись с места прославленные во многих битвах генуэзцы.

14-й век для полей сражений Европы характерен тем, что рыцарскую конницу начала сменять пехота. Первой крупной победой пехоты была битва при Кресси, где английские крестьяне-лучники расстреляли из арбалетов благородное французское рыцарство. Страны, которые не могли по каким-либо причинам выставить собственную пехоту, приглашали наемников: генуэзцев, швейцарцев и прочих. Знал ли Мамай о битве при Кресси? Возможно, и не знал, но то, что пехоте принадлежит будущее, великий эмир убедился после битвы на Воже. Потому и оказалась в разноязыком воинстве Мамая генуэзская пехота, набранная в Кафе и прочих поселениях итальянцев в Крыму.

Стремление к наживе, даже ценой смертельного риска, объединило любителей приключений, преступников, разорившихся крестьян и ремесленников. Однако дело свое наемники знали отменно и денег даром не получали. Даже Мамай залюбовался их чеканным шагом, ровными шеренгами. Казалось, каждый воин шеренги был неотделимой частью одного большого тела. Генуэзцы шли в бой тесно сомкнутым строем, приготовившись встретить врага щетиной копий, сами же были защищены щитами и доспехами, делавшими воинов малоуязвимыми для стрел и копий. Часто воины в шеренге поднимались на голову выше товарищей. Это они наступали на трупы лошадей или людей, оставшиеся на поле после схватки передовых полков. Но даже эти препятствия не смогли нарушить ряды генуэзцев.