Александр Тавровский - Герр Вольф

Гитлер гневно стукнул кулаком по столу, в дверном проеме на миг показалась голова верного Линге, но фюрер раздраженно отмахнулся, и тот исчез. Гитлер плюхнулся в кресло и, прижмурив глаза, попытался припомнить тот позорный, с непредсказуемыми последствиями, инцидент.

То, что он прочитал в этот день в срочном донесении генерала Йодля, повергло его в шок и неописуемую ярость. Он читал, перечитывал, чувствуя, что медленно сходит с ума.

«19 июня 1942 года на даче бывшего секретаря советского обкома партии, на окраине Харькова, командир 40-го танкового корпуса генерал Штумме устроил корпоративный ужин. В числе приглашенных были командиры всех трех дивизий корпуса, начальник штаба корпуса Франк, командир артиллерии и многие другие. Отлично поужинав и выпив, гости потеряли контроль над собой и, даже забыв, что находятся в присутствии командира корпуса, решили пригласить дам. Штумме пресек эту недопустимую вольность младших офицеров.

Через минуту штабной писарь доложил начальнику оперативного отдела корпуса полковнику Гессу, что его срочно вызывают к телефону. В коридоре писарь сообщил:

– У них что-то случилось в 23-й танковой дивизии.

На проводе был начальник штаба дивизии Гайсгебер. Переговорив с ним, Гесс тут же доложил генералу Штумме и командиру 23-й танковой дивизии генералу фон Байденбургу, что в 9 часов утра начальник оперативного отдела 23-й дивизии майор Рейхель и пилот лейтенант Дохант на самолете “Физелер Шторх” вылетели с аэродрома “Харьков Северный” в штаб 17-го армейского корпуса для уточнения плана совместных действий и осмотра района дислокации дивизии.

– Сейчас уже 22 часа, а они туда не прибыли, – мрачно доложил Штумме Гесс. – Обзвонили всех, никто их не видел.

– Что у них было при себе? – спросил Штумме.

– Планшеты с картами и документы по “Блау”.

– Мобилизовать всех на поиски! Если они попали к русским, нас всех ждет суд!

Вскоре из штаба 336-й пехотной дивизии сообщили, что видели немецкий самолет в районе передовых позиций русских. Разведрота тут же вышла на поиски пропавших. Оказалось, что самолет с лейтенантом Дохантом и майором Рейхелем на борту из-за тумана и ошибки летчика очутился над нейтральной полосой и был сбит русскими зенитчиками. Майор погиб, а портфель с секретнейшими документами, относящимися к операции “Блау”, попал в руки противника. Тогда Гитлер был беспощаден. Из-за какой-то мелкой штабной сволочи ставилась под угрозу судьба величайшей операции Второй мировой, а возможно, и самого рейха!

– Они все хотят украсть у меня победу! – фюрер от возмущения ломал руки и топал ногами, давление тут же подскочило до крайнего предела, пришлось вызвать врача.

С тех пор эта горькая фраза будет повторяться Гитлером не раз, благо, что поводов для нее будет все больше и больше. Командир корпуса Штумме, начальник штаба корпуса Франк и командир 23-й танковой дивизии были сняты с постов и отданы под суд. Их дело рассматривал имперский военный суд под председательством самого Геринга. За них попытались вступиться Кейтель и Паулюс, но фюрер был неумолим. Штумме дали пять лет, а Франку – три года.

Однако вскоре, как это случалось не раз, Гитлер передумал. Оба были не только помилованы, но и пошли на повышение.

Так, Штумме сменил на посту командующего армии «Африка» заболевшего Роммеля, а Франк стал начальником его штаба. Через четыре дня после вступления в должность и в первый же день наступления англичан под Эль-Аламейном, Штумме внезапно умер от сердечного приступа. Фюрер расценил это как вопиющую неблагодарность.

Чтобы хоть как-то дезориентировать противника, волею случая перехватившего ценную информацию, и спасти план «Блау», немецкое командование в кратчайшие сроки разработало и осуществило операцию по дезинформации русских под кодовым названием «Кремль».

Если бы Гитлер знал, что, когда командующий Юго-Западным фронтом маршал Тимошенко сразу же после захвата документов позвонил по прямому проводу Сталину, и для отражения уже неизбежного удара немцев попросил «хотя бы одну дивизию» из резерва Ставки – то Сталин полушутя, полувсерьез ответил:

– Если бы дивизии продавались на рынке, я бы купил для вас не одну, а пять-шесть дивизий, но их, к сожалению, не продают. Все. Всего хорошего. Желаю успеха!

Если бы Гитлер это знал!

Сам Гитлер в подобных случаях поступал точно так же.

Из-за несусветной жары весь день домик Гитлера поливали водой. Но к ночи стало промозгло и холодно. Несмотря на включенное паровое отопление и вовсю пылающий камин, ноги Гитлера мерзли и немели нестерпимо. Временами он чувствовал сильное головокружение. Предметы предательски перемещались по комнате, иногда надвигались на него, грозя опрокинуть навзничь и раздавить.

– Никому нельзя доверять, Блонди! – жаловался собаке Гитлер. – Немцы ничуть не лучше русских! Такие же неуклюжие, с вытянутыми телами и угловатыми головами! Они даже умереть не могут достойно и своевременно, до конца выполнив свой долг перед рейхом и мою волю! Подумать только, прохвост Рейхель подох, не уничтожив секретнейший документ! Я несчастнее Наполеона, Блонди! Мне приходится возглавлять армию, сплошь состоящую из калек и предателей!

Блонди задумчиво морщила узкий лоб, зевала и пыталась лизнуть руку хозяина.

И вдруг в голове Гитлера отчетливо посветлело. Возникла какая-то предсмертная ясность. Он ощутил, как неудержимо наливаются кровью онемевшие ноги. Гитлер напрягся, пытаясь понять происходящее.

– Ты ничего не заметила, Блонди? – горячечным шепотом спросил он собаку. – А я, кажется… все понял! Русские знают направление нашего главного удара. Они наверняка решат, что мне уже не успеть изменить план «Блау». А разве я сам решил бы иначе?! Но я успею! И на этот раз мне нет нужды советоваться ни с Бисмарком, ни с Клаузевицем, чтобы понять… что главных ударов должно быть два! Сталинград и Кавказ! Одновременно, с одной и той же сокрушительной силой! Правда, – Гитлер с некоторой досадой хрустнул больными пальцами рук, – придется ополовинить армию Клейста… Но зато как удивятся русские, когда мы ударим по ним одновременно с двух сторон! Не правда ли, партайгеноссе Сталин?!

– Доброе утро, мой фюрер! Уже пора!

Утреннее приветствие – единственное, в чем камердинер Гитлера штурмбаннфюрер СС Хайнц Линге позволял себе проявить инициативу. Дальше, на протяжении всего дня, он предпочитал только отвечать на вопросы хозяина. Но утреннее приветствие – это святое! И Хайнц Линце гордился тем, что он единственный человек в рейхе – да что там в рейхе – в мире! – которому позволено вот так запросто поутру негромко, но отчетливо постучать в дверь спальни, потом спокойно, без всякого напряжения голоса, без заискивания, однако не без едва заметного боготворения поприветствовать фюрера. Снова постучать и только после этого, не дожидаясь ответа, вкатить в комнату сервировочный столик с завтраком.