Всеволод Иванов - Черные люди

Взглянул Пашков по-ястребиному:

— Без воеводы?

— Ага! Народ-то сам работает!

— А государеву десятину как сдаешь?

— В Тобольск. А ты далеко ль плывешь?

— На Амур.

— Воеводой?

— Ага!

Хабаров покачал головой сомнительно.

— На Амуре топерва, пожалуй, воеводам не вод, — усмехнулся он. — Народ на Амуре вольный. Казаки да охочие люди… Пленные. Утеклецы. Донским обычаем живут. Кругом казацким, ну, вечем…

— Как так?

— Да так! Воевода жалованье царское давать должен. Воевода есть, а жалованья нету. И людей у воевод мало. Я в Москву писал, просил, чтоб для той Амурской земли укрепления прислали бы служилых людей для порядку.

— Меня и посылают…

— Сколько у тебя людей-то?

— Три сотни!

Хабаров улыбнулся.

— Шесть тысяч проси! Десять проси! Три сотни! Дело там большое, земли рядом сильные. За Амуром сильное Богдойское царство. За рекою Силимом Серебряная гора, при ней день и ночь богдойская стража в куяках, с огненным боем. От Албазина две недели до той горы ходу. По Силиму-реке мужики живут, многие работают камни-самоцветы, шелка да бархата, атласы ткут, жемчуг добывают. Близко, да не дойти.

— Войско у них?

— Сила! Куда там три сотни… Наших одних людей с Лены-реки туда столько набежало — ежели воеводить начнешь, не платя жалованья, сомнут они тебя и три твои сотни!

— Сомну-ут?

— Ага! По Амуру, по верху, живут сидячие иноземные мужики. Тоже сильные. Пашни имеют добрые, железо промышляют, медь, олово… Соболей много дают…

— Кому дают?

— А вольным нашим людям! Степанова Онуфрия там поставил я приказчиком за себя, как меня в Москву повезли. Писал, сказывают, Степанов в Якутский острог в прошлом годе: живут они-де все великою нуждой, питаются травой да кореньем. А хлебные запасы издержали они, холодны и голодны, и пороху и свинцу в государевой казне на Амур-реке нету нисколько, и оберегать острожки и государеву казну нечем… А хлеб разве с дракой достанешь. А кругом иных земель народы под богдыхановой властью многи и сильны и с огненным боем… И ныне, слышно, пропал Степанов-то!

— Пропал?

— Слышно, пошел на Шунгал-реку [134] Сунгари. за хлебным запасом и не то побит, не то в плену. И с ним триста людей пропало. Нет, там нельзя эдак жить…

— А как же?

— Миром надо жить. Садиться на землю да работать. Вот теперь царевым изволеньем живу я здесь — и пашни опять заимел, и огороды, и соляные варницы поставил, и мельницы у меня. Ружьем не много возьмешь, товаром доспеешь боле. Товар ружья крепчае!

— Так, Ерофей Павлыч, та-ак! — наклонился к Хабарову вплотную Пашков. — Скажи, как идти мне способнее? На Амур по Илиму да волоком на Лену-реку альбо по Ангаре-реке до Байкал-моря да полуднем на Шилку-реку?

— Мне на Амур-реку больше ходу нет, — уклонился Хабаров. — Мне туды государь ходы заказал! Я туда с народом шел, а мне сидеть здесь указано. Да и стар я. Как я могу знать? А на Илиме-реке я то же делаю, что и на Керенге, и в Мангазее, везде делывал, — хлеб пашу, соль варю, промыслы промышляю. Хотел было и на Амур-реке то же робить. Да не судил господь! А тебя, воеводу, сомнут там вольные люди, охочие люди да казаки, и не дойдешь!

— Не дойду?

— Как бог свят!

— Так чего ж делать? Указано идти на всход солнца.

— Иди… Иди с умом, да через Байкал-море и тоже на Шилку-реку. Тут тишае, горы кругом, иноземцев мало, отсидишься, коли они и приступать будут… И наших тут тоже мало. Тут легчее. Тут покамест все тихо. А богдойские люди сказывают — ихние цари, и Шамшахан и Алак-Батур-хан, уж больно серчают на нас…

Еремей Пашков принес деревянную братину игристого малинового меду. Позвонили чарами.

— Здоровье государево! — поднялся со скамьи Пашков.

— Многая лета! — ответил Хабаров. Выпил, похвалил — Хорош мед-от!

Они сидели втроем — седой вольный землепроходец и два московских служилых человека, которых царская воля слала в неведомые земли. И Хабаров не спеша поведывал им о своих походах, о том, как заложил он было на Амур-реке острожки — Албазинский да Кумарский, сказывал, как ныне могучи богдойские государи, что все сильней их войско. Лет десять тому назад ходили те государи в полуденную сторону, к Великой стене…

— К какой это стене?

— К Великой! И та стена Богдойское царство от Китайского царства делит, и та стена тянется на пять тысяч верст!

— А-а! — вскричали оба Пашковы и покачали головами недоверчиво.

— Вот, — продолжал невозмутимо Хабаров, пригубливая из чаши. — И под Великой стеной богдойские люди тех китайских людей побили, и за стену пошли, и у них Ханбалу [135] Пекин. — ханскую столицу — приступом взяли. И, приступив, дальше пошли те богдоханы в Китай, богатства взяли неисчислимые, и бьются они теперь на конях своих у самых дальних полуденных морей.

— В Китайском царстве?

— В Китайском, ага! И то Китайское царство богаче Богдойской земли, и там многие каменные города и дворы, как на Русии. И церквей там много, и звонят в них колокола, только крестов на церквах нету.

— А вера какая?

— Какая вера-то — неведомо, а живут они, слышно, как русские. И одежи у них длинные. И многие страны торгуют с ними богато.

— Ишь ты! Откуда ж, государь, сие ведомо? — тихо спросил Еремей.

— А хаживал туды, за ту Великую стену, воевода из Томску, Волынский Василий Васильич. Он мне и сказывал. Да еще что! Есть у меня книга голландская, и тот голландский человек еще дале бывал… И сказывают толмачи, что книгу ту чли, за Китайским царством, в окияне, на шестьсот верст лежит остров Ципанга [136] Япония. . Бога-атый! И золота, и серебра там много, и всякого добра.

У Пашкова инда глаза заблестели.

— Взять бы да подвести тех людей под государеву высокую руку!

Хабаров отмахнулся:

— Не дадутся! Ципанские люди сердиты, чужих людей, что к ним идут, сразу казнят. А от Китайского царства на полдень прямо лежит Индейское царство. И от Ханбала китайского до Агры, столицы индейской, караваны ходят по полугоду, ходят часто, и товаров у них много же.

— Далеко… не возьмешь! — вздохнул Пашков. — Досада.

— Нет, не возьмешь! — говорил Хабаров. — Казацкие да служивые люди биться любят да грабить, ну, народ обижают. На Амуре теперь ровно котел со щербой кипит. А жить нужно, говорю, мирно, землю пахать, промыслы вести да торговать — богдойские люди мирные.

— А у меня указ — на Амур!

— На Амуре ты малых острожков не поставишь. Нет! — отвечал Хабаров, следя взглядом, как через реку плыл безвестный рыбачий челнок. — На Амуре нужна, говорю, большая сила — богдойские люди сильно приступать могут, с боем. А силы у тебя, Афанасий Филиппыч, нету… Значит, идти тебе надо за Байкал, тут горы да леса к Амуру подходят…

— Оно так и есть, Ерофей Павлыч. Я там острожки ставил, а Братский и Иркутский ране стоят…