Всеволод Иванов - Черные люди
- Название:Черные люди
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1963
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Всеволод Иванов - Черные люди краткое содержание
В историческом повествовании «Черные люди» отражены события русской истории XVII века: военные и дипломатические стремления царя Алексея Михайловича создать сильное государство, распространить свою власть на новые территории; никонианская реформа русской церкви; движение раскольников; знаменитые Соляной и Медный бунты; восстание Степана Разина. В книге даны портреты протопопа Аввакума, боярыни Морозовой, патриарха Никона.
Черные люди - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Ну, брате, сам видишь!
— Вижу-то я, брате, вижу, — улыбнулся Кирила Васильич, — да то нам, пожалуй, не с руки…
— Пошто? Или торговля не всем? Чать, дело земское!
— Земское дело торговля, а Шорин торгует, да держит боярскую руку! А бояре, гляди, и Волгу-то ратным обычаем, почитай, захватили, всем владеют, струги шлют безбоязно, все стрельцами да с караулами… С ружьем-то немного наторгуешь, а с народом нужно торговать миром да ладом.
Дверь распахнулась, в горницу вошла хозяйка, окруженная снохами, Фелицата Мокеевна — широкая, словно печь, могутная женщина в синем сарафане, крыта кашемировым платком, над которым в черном повойнике выглядывала жемчужная ряска.
— Просим милости, батюшка Василий Васильич и гости дорогие, хлеба-соли откушать, лебедь белую порушить! — говорила она растяжно, словно пела.
— Милости просим! Милости просим! — говорили и все бабы вместе и согласно кланялись.
Мужики поднялись из-за стола, перешагнули лавки, поклонились старице, которая благословила всех широким крестом.
— Босые! — сказала она. — Бога помните! Ужинать не буду, приду к повечернице.
И отдала поклон.
К столу для-ради Филиппова поста подавали рыбные ествы — сельди, спинки белужьи, уху, белорыбицу свежую в рассоле, грибы, пироги кислые, кисели с маковым молоком, лапшу гороховую да оладьи. За столом долго сидели, и долго еще горела свеча в окошке верхней горницы, где молилась мать Ульяна.
А после ужина тут же, в нижней избе, стали на повечерницу — и муж, и жена, и чады и домочадцы, с четками в руках.
Старица Ульяна спустилась из горницы, стала, прямая, строгая, перед образами в серебре, затеплила вечернюю свечу.
— «Господи, отпусти нам наши согрешения! — читала мать Ульяна. — Уроди, господи, хлеба и соли! Создай, господи, тихую да теплую росу! Спаси, господи, всех христолюбцев да батюшку царя православного!»
Широко спускаясь из темного неба, падал на Великий Устюг, на черную Сухону крупный, тяжелый снег.
Глава шестая. В дороге
«Введенье [27] 21 ноября.
ломает леденье!» — говорит старая примета. И верно, Кирила Васильевич Босой с Тихоном, да своими судовщиками, да с веселым подручным Ульяшем Охлупиным вышли из Устюга вверх по Сухоне перед Введением, а тут сразу потеплело. Шли на двух лодках ходко, все больше на веслах, обгоняя другие суденышки, торопились. По извилинам реки бежали встречь рыжие, красные, зеленые леса, уже опаленные кузьмодемьянскими морозами [28] 1 ноября.
, по утрам хрустели ледяные забереги. Крик, брань, скрип уключин, окрики на коней все время слышались над рекой. Времени оставалось в обрез, приказчики поили людей водкой для сугрева и подкрепления сил, и от этого становилось еще шумнее. Словно рыба, рунным ходом шли осенние караваны к Москве.
Притомились и дядя и племянник за неделю такого пути под холодным солнцем, под низкими тучами, под частыми дождями, за длинными ночевками в прибрежных деревнях, а то и просто у огня на берегу, а пуще всего от безделья. Тихон всю жизнь сызмальства работал, а теперь начал думать.
С приближением Москвы того вольного дыхания, к которому Тихон привык на Севере и в Сибири, на море, в лесах, степях, на реках, оставалось все меньше. Народ сидел на местах все плотнее, теснее, увязаннее друг с другом. Народ становился молчаливее, смиреннее и уклончивее перед властями, зато ссоры здесь вспыхивали быстро, как береста на огне. И бабы были другие — эти перед мужчиной не опускали глаз к земле, а напротив — встречали взгляд взглядом в упор — весело, подчас дерзко, подталкивали друг друга локтями из-под накинутых на плечи шубеек, когда проходил Тихон, большой, ладный, бородатый, застенчивый.
Тихон спросил дядю Кирилу Васильича — они на берегу ели похлебку из соленой рыбы:
— Почему здесь народ другой?
Дядя огляделся—.горели костры в осеннем тумане, кругом сидели, шумели такие же проезжие люди, смеялись, спорили, пили из стеклянных сулеек тотемское вино. Вместо ответа тот только подмигнул.
— То ли в Москве будет! — сказал он. — Что двор, то и говор. Что город, то норов! В Москве народ — двор продаст, а балалайку купит. И ты, Тиша, не очень-то спрашивай здесь, больше смотри: доброе молчание ни в чем ответ! У вас-то там у моря воеводы, ну а на Москве везде государевы истцы не хуже, чем мялка лен, народ уминают.
Ночевали раз в селе Шуйском — в глухом лесу на правом, обрывном берегу; до Вологды оставалось два дня ходу.
К вечеру задул холодный встречный ветер со снегом, по реке шло сало, гребцы измучились, пристали.
Все крепко спали в тесной избе, а Тихон лежал на лавке с ладонью под щекой. Думал.
У ворот и под окнами вдруг зашумели, застучали; кто-то кричал: «Отворяй!», бранился, опять стучали. Ульяш Охлупин поднял голову с руки, прислушался, вскочил с шубы, вышел в сени.
— Хозяин, наряжай гребцов! Двоих мужиков! — бурно кричали пьяные голоса. — Воевода наш в Москву поспешает!
К воротам побежал заспанный хозяин:
— Каки вам тут гребцы! — встречно кричал он. — Тута с Архангельска таможенный голова почивает! Со своими гребцами. К старосте идите, будите речных ямщиков.
— В болото вас всех! — проговорил тихо Ульяш, входя в избу.
И засмеялся.
— Ты про чо, Ульяш? — спросил Тихон.
— Воевода, што ли, плывет! Гребцов ему мир давай! Свежих! Своих замучил! Ах, и грозен! А деревня суплошь ревет! «Замучили, грит, проклятые, на реке!»
— Воевода? — сел Тихон на лавке. — Какой воевода?
— Да наш! Архангельский! Князь Василий Степаныч Ряполовский. В Москву, что ли, плывет!
Тихон вскочил, схватил с лавки полушубок, накинул на себя, выбежал на улицу. В мутном свете ущербного месяца река была черна, иней сахаром лег на земле, на травах, пел звонко петух.
У большого струга с чуланом на палубе на берегу темнела кучка людей. У одних поблескивало оружье, другие — видно было — кланялись то и дело в пояс. В окошке чулана был свет, — похоже, горела свечка.
«Она там! Аньша там! — метелью неслись мысли в Тихоне. — Боярыня! Княгиня! А я што могу?» — зарычал даже он про себя, сжал железно кулаки.
Недолго в оцепенении простоял на берегу Тихон. Часть людей, размахивая руками, крестясь, полезла на лодью, загремели весла, лодья уходила против течения, оставляя под веслами сверкающие кружки, лунный след за кормой. Оставшиеся, бранясь, побрели по избам.
Эту ночь Тихон проворочался на своей лавке, утром не ел, не пил. В дощанике молча сам сел на весла и греб без передыху, почитай, два дня и все-таки не мог избыть своей чугунной, давящей сердце ярости, не мог затушить, затоптать ее, как затаптывают костер в тайге, чтобы не дать заполыхать лесному пожару.
Перед самым пророком Наумом [29] 1 декабря.
дощаники Кирилы Васильича подошли к Вологде. Была вьюга, снежные завесы плясали от земли и до самых туч. Волны мокро били по бортам, захлестывали посудины, однорядки гребцов, овчинные шубы седоков обледенели. Гребцы, в том числе и Тихон, с наслаждением вырвали из уключины весла, с грохотом бросили и их на дно лодки.
Интервал:
Закладка: