Всеволод Иванов - Черные люди
- Название:Черные люди
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1963
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Всеволод Иванов - Черные люди краткое содержание
В историческом повествовании «Черные люди» отражены события русской истории XVII века: военные и дипломатические стремления царя Алексея Михайловича создать сильное государство, распространить свою власть на новые территории; никонианская реформа русской церкви; движение раскольников; знаменитые Соляной и Медный бунты; восстание Степана Разина. В книге даны портреты протопопа Аввакума, боярыни Морозовой, патриарха Никона.
Черные люди - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Молись богу! — крикнул Тихон. — Шабаш!
С трудом добились путники у речных ярыжек места на берегу для каравана под самым Детинцем, среди натолканных других суденышек с хмурым, зяблым, выпившим народом. Наконец вышли на берег, придерживая бьющиеся полы кафтанов, сермяг, клонясь на сторону от ветра, пряча лицо от колючего снега.
Не любил Кирила Васильич уходить от своей ватаги. А что будешь делать? Дороги-то их расходились. В Вологде нужно и лошадей нанять до Москвы, и в Таможенной избе побывать, и товар привезенный в обоз сдать, и гребцов в обрат в Устюг отправить — не зимовать же им здесь! И Кирила Васильевич затрудненно чесал затылок.
— Так чево будем делать? — обратился он к ватаге. — Куда пойдешь в такую непогодь? Оставайтесь в лодьях, а мы будем добираться до заезжего двора. Ты, Ульяш, пойдешь с нами. Вы шубы наши берите, парусом укройтесь, что ли! Переночуете — с утром виднее будет!
Ударили в соборе в колокол, все сняли шапки, перекрестились.
— Суббота, однако, сегодня! — сказал Кирила Васильич. — Всенощна!
— Ино переночуем, Кирила Васильич! — прогудел простуженно кормщик Епифан Крючкин, лицо и борода его в метели слились в мутное пятно. — Не впервой! А ты ступай с богом, налаживай дело.
Кирила Васильич, Тихон и Ульяш потонули в метели, подымаясь по въезду к Детинцу. Окна собора светились, сквозь вой метели ветер рвал колокольный звон в клочки — то уносил во тьму, то бросал в самые уши.
По передутым снегом узким улицам добрались до Пречистенской площадки, загремели в высокие ворота. На стук, на лай собак вышел сам дворник, сутулый, высокий, с узенькой бороденкой старик в полушубке. Признав Босого, враз сорвал шапку.
— Милостивцы, как вас господь донес в экую непогодь? — зачастил он по-вологодски. — Пожалуйте, родные, на огонек, у нас сбитень-сбитенек горячий, любят подьячи! Хо-хо-хо!
Чернела во дворе высокая сдвоенная изба в шесть освещенных окошек, двор был загроможден санями с задранными вверх оглоблями, в темноте сновали люди.
С крыльца шагнули через высокий порог в сени, потом в низкую дверь. У большого стола под образами горела лучина, слева топилась русская печка, увешанная вся мокрой одеждой, красный отсвет заливал пол-избы. В тепле, в духоте люди закусывали у стола, сидели, лежали, спали на лавках, на полатях.
Проезжие сняли шапки, помолились, поклонились миру. Кирила Васильич подошел к столу, осмотрелся, есть ли место, сказал:
— Ульяш! А где киса? Не закусить ли?
Дворник бежал к нему, как кот, в мягких своих бахилах:
— Милостивец, не угодно ли щец? Не щи — огонь!
Старик в коричневой однорядке, что сидел под образами, тихо засмеялся.
— За вкус не берусь, а горячи! — строгое лицо его при этом помолодело. — Ин у тебя печка за все отвечает, а не хозяйка!
— Да ты, может, убоиной накормишь? — говорил Кирила Васильич, укладывая кису на стол. — В святцы заглядываешь ли?
— Что ты, что ты, родимой! — махал руками дворник. — Или не знаем, что Филипповки [30] Филиппов пост, с 14 ноября до Рождества — 25 декабря.
? Да и рыбы-то, милостивец, давно не едим, не то што мясца… Нетути его, нетути!
— Кто забудет, что нынче Филипповки? Чать, царский указ бирючи по всем торгам читали! — ухмылялся с лавки ражий парень, весь изъеденный оспой. — Чего царь-то указал?
— Знаю чего! — сыпал словно горохом дворник. — Постишь, парень, и без указу — благо есть нечего!
— Сильна Москва насчет поста! — крикнул голос с лавки у самой двери. — Да только для кого? Черный народ и так подтяни животы, у бояр да дворян всегда сплошная [31] То есть время сплошь без поста, когда можно есть мясо.
. Всю соль бояре сожрали, ну, пуза и чешут…
Дворник вскинулся на голос:
— Ори потише! В Съезжую захотел? И что за народ, прости господи!
Крикнувший спустил с лавки босые ноги, сел. В свете печи стало видно, что это был человек лет сорока, степенный, в смуром кафтане. Ясные глаза смотрели твердо.
— Чего «господи»? — говорил он. — Народ знает все! Да как же! Я вот рыбой торгую, а народ рыбы не берет. Не ест! Дорого! Где ж это видано? Соль дорога! Да хлеба, сказывают, скоро совсем не будет… В Свейскую землю, что ли, осылаем.
— Чего указов не писать, ежели за каждым указом стрельцы стоят! — сказал, севши и поправляя мешок, рябой молодец. Поправил и снова лег.
— Не дело баешь! — раскатился бас с голбца. — Что тебе стрельцы, не народ? Или стрельцы царским жалованьем живут? Я стрелец, и землю нашу, и торг веду. На мою спину одна с тобой дубина.
— Ну, теперь рейтары есть. И солдаты есть кроме вас. Из немцев набрали… Бояре хитры, — как вы, стрельцы, шатнетесь, найдется кем подпереть!
— Молиться надо! Душу чистой иметь! — вскочил опять с лавки человек в смуром кафтане. — Беда горше! Воры со всех сторон лезут на нашу землю. Грабить нас хотят. Что слышим, православные? В Польше казак Луба, Маринкин сын, встает! Паны ему помогают! В Крыму Пашка Вергуненок, сын будто Дмитриев, — хан ему помогает! Пасут псов, чтобы на Русь выпустить! А в Царьграде сидит вор Тимошка, будто сын боярского царя, Шуйского Василья Иваныча. Все царенки. Прирожденные! Все хотят над нами, сиротами, пановать! Нас, тружеников, грабить. Вот язва египетская! Вот гибель!
— Господи, спаси и помилуй! — зазвенел отчаянный женский голос. Перепуганная хозяйка выскочила из-за печи, закрестилась, за ней стала креститься вся изба.
С полатей, как привидение, свисла седая голова древнего старика, бельма его глаз светились красным в отсвете печи.
— Православные! — шелестел слабый, исступленный голос. — Воры вьют нашу землю, как хотят. Правят неправо. Неправо-о! Волки хитят овчее стадо! Слепой, а я вижу! Вижу-у! Знаю! Мне виденье было… Еще молодым стрельцом стоял я в стороже у царского Верха на самый светлый Великий праздник. Заутреню в Успенском поют, колокола благовестят. И слышу я крик! Ужастный! С неба! И по облакам скачет колесница огненная, прямо на Кремль лях коней гонит, кричит дурным голосом. Во-от так оно потом и вышло. В Лихолетье-то, ага!.
— Тихон, Ульяш! — негромко сказал Кирила Васильич. — Собирайте кису, пойдем, ляжем на лавку. Уснем! И до утра не переслушаешь. Робок народ! Боятся! Забыли, должно, как мы эту нечисть после Лихолетья выкинули! А и в вере они не тверды потому. Бродят семо и овамо! [32] И туда и сюда.
— Дело, дело, — присоединился к ним и патриарший человек. — Спать надо! Вы на какой лавке-то? Ну и я рядком-ладком!
Сев на лавку, он стащил с себя сапоги, аккуратно свернул подвертки.
— Ноги-то, хе-хе, стонут, ну а разуешься — отойдут. А назавтра опять то же. Устанем, да отдохнем, — тем и живем. Давайте ночь-то делить — кому больше достанется! Хе-хе-хе!
Он говорил, посмеивался, а сам присматривался к старшему Босому. Видно, нравился он ему — сдержанный, твердый. Все четверо легли вместе, укрылись с головой, а с печи еще продолжал истошный шепот слепца:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: