Савва Дангулов - Дипломаты

Ленин взглянул на Репнина.

— Нет, я должен все понять. Что вас держит — боязнь молвы? Чего же здесь опасаться, здесь радоваться надо! Пусть вас проклянут ваши недруги и предадут анафеме! Но вы живы, полны сил и решимости служить благородному делу. Да поймите вы, бедный человек, именно это и есть мужество, а значит, и радость и удовлетворение.

— Я хочу служить России, Владимир Ильич.

— Вы будете ей служить так, как никогда не служили…

Ленин посмотрел на Репнина, будто тот возник перед ним впервые. Что говорило сейчас Ленину лицо Репнина? Наверно, честный, бескомпромиссный человек. Честный по складу всей своей натуры, по складу, быть может, представлений о жизни, для которого высшим благом были добрые начала человека, неспособность к подлости прежде всего. Но в плену ложных истин, более того, истин лживых.

— Россия? Она без конца и края, как горе, которое поселилось в ней. — Ленин обратил лицо к ветру, точно хотел, чтобы ветер, который дул все сильнее, коснулся его. — Вот если бы прокляла та Россия, не было бы проклятия сильнее. Бойтесь этого проклятия — остальное не страшно. — Однако я пригласил вас с иной целью, — произнес Ленин и разом отмел все слова, не имеющие отношения к тому, что намеревался сейчас сказать. — Мне необходим ваш совет, — продолжал он и посмотрел на Репнина.

Прямота, с которой был поставлен вопрос, казалось, импонировала Репнину.

— Вы знаете, что революционное правительство России приказало русским войскам, находящимся за рубежом, вернуться на родину.

— Да, мне известен этот приказ, — ответил Репнин и взглянул на снеговую тучу, она застлала последний кусочек сини и разом изменила цвет земли и неба, цвет и свет.

— На приказ откликнулись наши армии, в частности те, что были на Балканах, откликнулись и двинулись на родину, от Дуная к Днестру и Бугу. — Ленин посмотрел на Репнина и сдвинул брови — казалось, неживой свет, который пролила на землю туча, проник в самые поры лица Репнина. — Войска возвращались на родину в полном порядке, хлеба в фуража у них в обрез. И вот новость: приказом маршала Авереску войска окружены и остановлены. Авереску подтянул к ним артиллерию, а вызнаете, что у него на этот счет опыт есть. Помните девятьсот седьмой год, пылающие румынские села в Приднестровье?.. Оказывается, у революции был свой маршрут и свои календарные сроки — ей потребовалось два года, чтобы дойти от московской Пресни до румынских степей, — всего два года, а?

Репнин ничего не ответил, только ссутулил плечи.

— В общем, положение трагическое: посреди снежной степи, без хлеба и крова над головой тысячи русских людей. Не скрою, я хотел бы знать ваше мнение… что делать?

— Очевидно, обратиться к русскому посланнику в Бухаресте, — сказал Репнин.

— Это к кому же… Поклевскому? — спросил Ленин, не останавливаясь.

— Да, к Поклевскому-Козелл, — произнес Репнин.

Ленин продолжал идти.

— К человеку, который в доказательство преданности России призвал сэра Эдуарда Грея?

Репнин ничего не ответил, лишь прибавил шагу: господи, вот они, времена! Нет, решительно нельзя было себе представить, что эта история известна Ленину. Надо было отвечать Ленину, но как? Сколько помнит Репнин Поклевского, тот вел долгую тяжбу с русским военным агентом в Бухаресте адмиралом Веселкиным. Адмирал, опираясь на связи при дворе (по слухам, он был внебрачным сыном Александра Третьего), пытался сокрушить Поклевского, используя грубые средства. Но посланник не обнаружил ни сомнения, ни страха. Многомудрый и ловкий политик, он просто регистрировал каждый шаг адмирала и в бесстрастных, но точных донесениях в Питер методически компрометировал его. Это единоборство продолжалось годы. В него втянулось даже румынское правительство, которое раскололось на тех. кто благоволил к посланнику, и на тех. кто симпатизировал адмиралу. В решительный момент Веселкин пустил все козыри, в дело был вовлечен сильнейший из покровителей — царь потребовал отзыва посланника. Однако в этот удар оказался для Поклевского не смертельным. Он знал: есть обстоятельства, когда можно обойти даже царскую депешу. Он апеллировал через английского коллегу в Бухаресте к сэру Эдуарду Грею. Адмирал был посрамлен, а вместе с ним и высокий заступник. Что же касается Поклевского. то он обнаружил истину, которая больше всех поражений на фронтах свидетельствовала о позоре николаевской России: очевидно, русский посланник представлял в Бухаресте не только русские интересы.

— Нет. Поклевский нам не указ и не помощь, — сказал Ленин.

— Но тогда какой же выход из положения? — спросил Репнин — он был готов любой пеной сменить тему разговора и не упоминать о Поклевском.

— Если говорить о нас, то мы ответили мерой чрезвычайной, — произнес Ленин. — Арестовали посланника и заключили в Петропавловскую крепость.

Теперь стало холодно Репнину — он вытянул руки, точно в ненастье искал огня.

— Разумеется, вы не одобряете нашего шага, больше того, считаете его произволом?

— Да, считаю.

— Простите, почему?

— Если вы хотите доказательств, прошу запастись терпением, — сказал Репнин и пошел тише, будто хотел настроить Ленина на иной душевный лад. — Правило, гласящее, что иностранец подчиняется законам той страны, на земле которой он сейчас находится, на послов не распространяется, — произнёс Репнин. Он, разумеется, знал, что Ленину известна эта простейшая истина, однако по привычке любил каждую истину утвердить с азов. — Посол как бы замещает в стране своего пребывания того, кто его сюда направил, иначе говоря, монарха или президента. Вот вам задача на задачу: допускаете ли вы арест румынского короля и заключение его в Петропавловскую крепость? — Ленин не ответил. Он поднял воротник пальто. — Марк Тулий, имея в виду некоего посла, говорит, что посол олицетворяет сенат и авторитет республики, — напомнил Репнин. Здесь он был в своей стихии и обрел дар речи. — Посол считается как бы экстра территориум и не связан гражданскими законами народа, на земле которого он живет. Если даже он пренебрег законами государства, претензии адресуются не ему, а правительству, которое его послало…

Репнин умолк и посмотрел на Ленина. Тот был молчалив, хмуро молчалив. Вряд ли Репнин сообщил Ленину нечто такое, чего тог не знал (кстати, его собеседник, кажется, был по образованию юристом). Главное, точно определить факт и построить систему доводов. Очевидно. Ленин взвешивает доводы Репнина, копит контрдоводы, хоть это и нелегко, в его положении нелегко. Факт остается фактом: Диаманди заключен в Петропавловскую крепость.

— Посол должен быть защищен от покушений на неприкосновенность, и это обязанность правительства, при котором он имеет честь находиться. — Репнин выдержал паузу, его мысль работала напряженно. — Она остается в силе даже в том случае, если страны объявили друг другу войну: послу и персоналу посольства предоставляется возможность свободно выехать из страны. — Репнину казалось, что доводы его исчерпаны, однако он старался проверить себя вновь и вновь. — Если даже посол уличен в покушении на общественное спокойствие и безопасность страны, арест посла исключен.