Роберт Швейхель - За свободу

— Мой пример, — продолжал Гиплер, грея руки у камина, — лишний раз подтверждает старую истину, что скорей можно дождаться смоквы от терновника, чем благодарности от князей.

Он оставил службу у графов Гогенлоэ. За его долголетние бескорыстные труды их сиятельства отплатили ему черной неблагодарностью. Отстаивая их интересы, оп потерял собственное состояние и ушел от них таким бедняком, что вынужден был жить у тестя в долине Вимпфена, близ Гейльброна. Правда, уступая его законным требованиям, графы пообещали ему доходы с одного из своих имений, но когда он пожелал получить их, оказалось, что те уже давно взысканы владельцами. Так он и остался ни с чем. А теперь он защищал в имперском суде права двух графских подданных, жестоко обиженных ими, и выиграл дело.

Замок Эбербург Франца фон Зиккингена. С гравюры Иоста де Неккера

— Кто знает графов Альбрехта и Иорга фон Гогенлоэ, — заключил он, — тот, конечно, не станет ждать от них справедливости, а тем более милосердия. Да что говорить о неблагодарности, они еще оскорбили меня, бросили тень на мою честь. Вот каковы они, эти господа!

— Меня это нисколько не удивляет, — сурово заметил Флориан Гейер. — Своекорыстие и алчность князей виной тому, что страна наша пришла в упадок. Но какое дело нашим князьям, графам и рыцарям до страны? Они и в грош не ставят ее интересы. Коли им это не в убыток, пусть нехристи опустошат всю Германию, они и пальцем не шевельнут и уж конечно не развяжут своей мошны.

Между тем слуга принес прибор и вино и придвинул к столу кресло для гостя. Хозяин наполнил кубки. Это был чудесный напиток из винограда, произраставшего на солнечных склонах Мариенберга, близ Вюрцбурга, и Вендель Гиплер отдал ему должное.

— Прекрасная лоза, — сказал он. — Но тем, кто в поте лица возделывает ее, не приходится даже отведать плодов. Впрочем, так же, как и других благ земных. Их дело — обрабатывать поля, косить луга, сеять лен, стлать его, мочить, мыть, чесать и прясть, шелушить горох, копать морковь и спаржу, — и все это для господ. Даже хорошая погода только для господ, ибо когда же как не в вёдро трудится на них бедняк, оставляя свой хлеб гнить на поле.

— И как только терпит такое господь? — обратилась к нему хозяйка, вернувшаяся из кухни. — Однако прошу вас, кушайте на здоровье.

Вендель Гиплер немалое время пробыл в пути, и уговаривать его не пришлось. За едой он не забывал и о разговоре. Помня истину, что женщина — враг политики, он рассказывал о чудесном городе, где только что побывал, о его замечательных храмах, великолепных дворцах и фонтанах, о сокровищах живописи, ваяния и зодчества, собранных в Нюрнберге. Фрау Барбара, знавшая лишь Вюрцбург, до которого от замка Римпар был какой-нибудь час пути, с большим вниманием слушала гостя. Хозяин замка, поглощенный своими мыслями, рассеянно прислушивался к рассказу, но наконец спросил:

— А что вы скажете о нюрнбержцах? Чем они дышат?

— О, они себе на уме, — с тонкой усмешкой отвечал гость. — Они любят кусок пожирнее и не спрашивают, есть ли что-нибудь в тарелке у соседа. Они готовы помочь тому, кто им полезен, если только им самим это не в ущерб. Они вовремя допустили представителей цехов в магистрат в надежде, что когда грянет буря, она разобьется о стены их города.

— А буря грянет, и ждать уже недолго, — задумчиво произнес Гейер. Гость многозначительно посмотрел па него и пожал плечами. Ему самому не терпелось высказаться, и как только фрау Барбара оставила мужчин одних, он отодвинул тарелку и, отхлебнув вина, проговорил:

— Верьте мне, я всей душой скорблю при виде тяжких страданий нашего народа, и, если мы воспользуемся сложившимися благоприятными обстоятельствами, его освобождение уже не за горами.

— О каких обстоятельствах вы говорите? — насторожившись, спросил Флориан Гейер.

— О кознях изгнанного из Вюртемберга герцога Ульриха, который тайно вооружается, чтобы вернуть свои владения.

— Мне это известно. Мои друзья, укрывшиеся в Швейцарии после падения Ландштуля, писали мне об этом, предлагая присоединиться к герцогу. Присоединиться к герцогу? Никогда!

— Иного ответа я от вас и не ждал, — согласился Гиплер. — Но в Вюртемберге ветер как будто переменился. Герцог объявил, что дарует свободу изнемогающему от непосильного бремени бедному люду и будет отцом родным для своих подданных. Теперь он собственной персоной объезжает Унтерзее и Шварцвальд и всюду заигрывает с крестьянами.

— Ему, конечно, все равно, кто поможет вернуть его владения: башмак или сапог, крестьянин или дворянин, — воскликнул Флориан Гейер, нахмурившись. — Герцог Вюртембергский в роли освободителя народа! Герцог, чья власть была непрерывной цепью насилия, подлости и преступлений! Он думает, вюртембержцы забыли, с какой бесчеловечной жестокостью он расправился с крестьянами Ремской долины, когда безысходная нужда заставила их примкнуть к «Бедному Конраду»? Он думает, они забыли о его ненасытной жажде роскоши и наслаждений, в погоне за которыми он довел свой народ до нищеты? Забыли, как он чеканил неполноценную монету, подделывал гири, как издевался над правосудием и торговал государственными должностями? Забыли о коварном убийстве [61] Убийство Ганса фон Гуттена — 7 мая 1517 г. на охоте герцог Ульрих Вюртембергский заколол кинжалом своего вассала Ганса фон Гуттена, двоюродного брата Ульриха фон Гуттена. Герцог убил его, стремясь отделаться от мужа своей любовницы, но в объяснении своего поступка императору заявил, что покарал непокорного слугу по приговору тайного средневекового судилища — фемы, главой которого он был. На гравюре анонимный художник изобразил традиционные атрибуты убийства по приговору фемы — петлю и кинжал. своего друга — двоюродного брата Гуттена, которого он заколол, воспылав страстью к его красавице жене? Забыли о его разнузданности, превратившей Вюртемберг в Содом и Гоморру, так что его жене пришлось бежать в Баварию к родным? Да разве можно забыть все это? Даже если правосудие осталось глухо к голосу такого обвинителя, как Ульрих фон Гуттен, голосу звучавшему как трубы Страшного суда.

— Правосудие осталось бы глухо и после рейтлингенского дела, если бы знатные господа не перегрызлись из-за лакомого куска, — спокойно заметил Вендель Гиплер. — Сохранилось ли в памяти у вюртембержцев что-нибудь из всего этого — я не знаю. Возможно, что и нет. И все же крестьяне и горожане поднимутся за герцога по первому его зову. Несчастные рады ухватиться за малейшую надежду, а австрийское господство равно ненавидят и в городе и в деревне. И конечно, чтобы насолить австрийскому дому, его закоренелый враг, король Франциск охотно раскошелится на вооружение герцога, а Швейцарский союз уже обещал прислать ему вспомогательные войска. Быть может, вы находите, любезный рыцарь, что герцогу не пристало брать французские деньги? Но ведь он лишь идет по стопам многих немецких князей, которые без всякого зазрения совести набивали себе карманы французским золотом, пообещав голосовать за галльского Франциска против испанского Карла.