Владислав Бахревский - Непобежденные

– К немцу, матушка! К немцу! Я – пастырь. Волки пожирают мое стадо.

– Ты Магде ударь челом! Больше будет проку! – Уже на крыльце посоветовала матушка.

Графиня Магда приняла отца Викторина сочувственно.

– Военные власти запугивают население. Верный признак неудач на фронтах. Под Сталинградом наши войска потеряли очень много людей, но Красная армия все еще удерживает узкую полосу вдоль Волги. Отец Викторин, вы должны быть опорой графу Александру Александровичу. Он желает добра гражданам Людинова.

Бенкендорф отцу Викторину обрадовался, говорить только не дал.

– Понимаю ваше горе. Это и мое горе. Однако разве не чудовищно: среди террористов – женщины! Девочек одурачили, они еще безрассудны. Но мать, имеющая младенца, берет в руки мину, ставит мину на человека! Стало быть, и на собственное дитя! – Коменданту нужно было вдохнуть воздуха, и отец Викторин успел вставить слово.

– Граф! Я взываю к вашему милосердию. Остановите убийство юношей и девушек!

– А я взываю к вашему благоразумию! – закричал Бенкендорф. – Извольте, пастырь, убедить молодых людей беречь себя от смертоносных затей. Мальчик должен быть мальчиком, а девочка – девочкой. Только и всего! – Нашел среди бумаг документ. – Вот уровень моего доверия. К вам, отец Викторин! С июля по ноябрь под Сталинградом наши войска потеряли более полумиллиона солдат, самолетов – более тысячи, почти тысячу танков. Мы в Людинове – тыл. В тылу потери недопустимы. Не-до-пу-сти-мы! А у ваших юношей и даже у девушек – найдены мины!

Граф проводил пастыря до дверей своего комендантского кабинета:

– Я надеюсь не меньше вашего: казни прекратятся. Буду говорить с генералом.

Был ли храбр Бенкендорф ходатайствовать за подпольщиков перед Ренике?

Тайная полиция 7 ноября расстрелами отметила. Марию Ярлыкову арестовали за связь с партизанами. Ее зять, Александр Королев, был в отряде. Женщину держали в камере четверо суток. Допросы вел Иванов. На одном из них она встретилась с Толей Апатьевым.

– Мне Митька велел дать двадцать девять розог, – сказал Марии Толя.

Ярлыкова посчитала: вместе с ней в тюрьме сидели двадцать семь человек. Отпустили только шестерых.

7 ноября у Сукремльского водохранилища расстреляли Тоню и Шуру Хотеевых, Толю Апатьева и военнопленного, который предпочел умереть безымянным.

Но то ли это была хитрость Бенкендорфа и Айзенгута, то ли план Иванова – опорочить память мучеников – был запущен в действие, по Людинову поползли слухи: сестер Хотеевых и Апатьева немцы перевели в Жиздру. Потом стали говорить – увезли в Германию.

С героями войну враг ведет вечную. Герой – оружие народа. Не устаревающее, действенное.

Было время, когда опорочили имя Олега Кошевого, вожака «Молодой гвардии» из Краснодона.

Во время разрушения СССР новые идеологи – оскопители русского народа – подвергли насмешкам подвиг Александра Матросова, закрывшего телом вражескую амбразуру. Измывались над Зоей Космодемьянской. Велик ли подвиг – сарай не сумела поджечь! Верно! Зоя не убила немца, сарай не подожгла. Но в свои семнадцать лет – она вышла к виселице, как дочь России. Как сама Россия – не покорившаяся. Юношеским, оголенным, обмороженным телом заслонила страну, всех нас – будущее своего народа.

Людиновцы: Антонина Хотеева, Александра Хотеева, Анатолий Апатьев – поныне без вести пропавшие.

Остались живы? Это было бы добрым чудом. Одно неоспоримо: все трое в самые страшные годы – в 41-м, в 42-м – сражались за победу над Гитлером, за нашу с вами жизнь.

Спецслужбы – дьяволиада. Мы, веруя в чистоту наших героев, не предадим ребят. Какую бы жизнь им ни уготовили, они прожили ее русским сердцем.

С нас ведь тоже спросится, если мы не сможем распознать масок зла, если мы не отстоим нашей любовью наших героев от подлости, от посягательств на нашу с вами совесть.

Мы живем в такое время, когда посеянное в нас сомнение в великом прошлом страны – есть предательство. Родины, народа, имени русского.

Убитая разрывной пулей двухлетняя Вера спасла своего дядю от смерти. Бабушка отмыла внука от крови его спасительницы и ночью отвела к дальним родственникам. А родственникам стало страшно: мальчишку, чудесно спасшегося от расстрела, искали. Бабушка забрала внука обратно к себе.

В тот же день и нагрянул в их дом Митька Иванов. С ним был немец.

– Рад за тебя! – весело сказал Митька. Немец тоже удивлялся, головой качал:

– Счастливый человек!

Иванов достал из офицерской сумки карту, разложил на столе:

– Покажи нам, Володька, где находится партизанский отряд.

Рыбкин к столу подошел, коли зовут, но на карту смотрел с испугом:

– Я на карте ничего не знаю.

– Ты в школе учился?

– Учился.

– Карту на географии учительница приносила?

– Приносила. Я Каспийское море могу показать.

Митька улыбнулся:

– Выходит, ученик ты был хреновый?

– Хреновый, – серьезно согласился Рыбкин.

Митька даже обнял паренька:

– Учителя у тебя были хреновые! Я же вижу – ты умный. Вот смотри: серые квадратики – наш город.

– Это я понимаю. Тут написано: «Людиново».

– Синее пятно – озеро. Черная полоса – железная дорога. Видишь, Вербежичи… Куда от Вербежичей двигаться, чтоб попасть к партизанам?

– Не знаю! – пуще перепугался Рыбкин.

Митька в кулак крякнул.

– Бабушка! Вы не волнуйтесь, но мы возьмем Володьку с собой.

– В тюрьму?!

– В немецкую жандармерию. Покажет нам, где партизаны, – тотчас отпустим.

Люди, увидев, как ведут Володьку Рыбкина, замирали. Богородица от смерти отрока спасла, и вот снова гонят. Неужто расстреливать? Какой это партизан! Пацаненок!

Офицеры немецкой Тайной полиции приходили посмотреть на удивительного русского мальчика. Угощали.

Допрашивали Рыбкина унтер-офицер Крейцер и Митька Иванов. Приходил, сидел на допросе Айзенгут.

Володька попытался разобраться в карте, но страх мозги застил.

– Хорошо! – сдался Иванов. – Отвести ты нас можешь в отряд?

– Могу! – обрадовался Володька. – Только я в лес не ходил. Я могу тайник показать. Я Шумавцову носил приказы, а его донесения в тайник прятал.

– А кто приказы носил? Кто забирал донесения?

– Посылкин.

Крейцер предложил Иванову отправить мальчишку в камеру.

– Нет! – сказал Митька. – Во-первых, два раза не расстреливают. Беду наживешь. А во-вторых, нам полезнее отпустить этого субчика. Голову на отсечение – он выведет нас на Посылкина, Посылкин – на отряд.

Немец поморщился, но согласие дал. Володька прибежал к бабушке. Анна Павловна повела внука в церковь.

– Отец Викторин! Внучок-то мой из могилы живым вышел. Окрести ты его на новую жизнь!

– Как тебя зовут? – спросил батюшка партизана-отрока, пережившего допросы, расстрел и отпущенного немцами, скорее всего, как приманку.