Вера Крыжановская - Светочи Чехии

Единственный глаз Жижки злобно сверкал, и руки судорожно сжимались в кулаки.

Ян из Желива побагровел.

— Долой немецкое иго и предателя Вацлава, который чует свою вину перед нами и потому нас боится! Чтобы нас уничтожить, пожалуй, он призовет Сигизмунда с его шайками варваров, — глухим от негодования голосом крикнул он.

— Успокойтесь! Все, что вы говорите, — совершенная правда. У Вацлава нет, и не может быть отеческого чувства к нам! Он против нас, как он был против поляков с литовцами за тевтонский орден, и всегда пожертвует ста чехами за одного немца! А все-таки мы не должны действовать против него, потому что Сигизмунд в тысячу раз хуже, да и народ привязан к старому королю за те крохи справедливости и внешнего расположения, которые тот кидает ему иногда, — спокойно заметил Николай Гус. — Так что лишать его трона не следует, а надо заставить только переменить политику, да удалить из его совета католиков, заменив их людьми, преданными нашему святому делу. А сделать мы можем многое; ведь за нами стоит все крестьянство королевства! Но для того, чтобы помешать замыслам Вацлава, необходимо их знать; поэтому продолжайте, пан граф, и доскажите нам все, что вам удалось узнать.

— В Кунратице меня остерегаются и, при нынешнем расположении духа, король не доверяет никому, даже нашей доброй королеве; поэтому не особенно-то легко быть обо всем осведомленным, — начал Вок. — Но все-же я узнал из достоверного источника, что Вацлав получил от брата письмо, после которого долго совещался со своим подкоморником, Яном Лазаном, и решил преобразовать городские советы Старого и Малого города, подобно тому, как это было в Новом городе, т. е. заместив наших „магометанами”

— К тому, что сообщает пан граф, я могу дать некоторые пояснения, — вмешался молчавший до того горожанин. — Один из моих приятелей служит писцом у Лазана и передавал мне, что преобразование городских советов действительно готовится, а против нас будут приняты строжайшие меры. Вчера уже ученики изгнаны из гуситских школ, которые переданы католикам; нам будут воспрещены публичные процессии и даже всякие религиозные собрание, а немцы…

— Как? Нам воспретят процессии? Пусть-ка попробуют и горько в этом раскаются! Я назначил на воскресенье крестный ход, и он состоится, клянусь вам! — не выдержал взбешенный Ян из Желива.

— Успокойся, успокойся, отец Ян! Будь уверен, что твоя процессия состоится, но дай же Петру Кусу досказать, что ему известно о немцах, — нетерпеливо остановил его граф Гинек.

— Я знаю, что Лейнхардты подговаривают своих вызвать столкновение в воскресенье, — продолжал Кус, богатый торговец мясом и преданный гусит. — У горожан-немцев уже происходили совещания; мясники и пивовары согласились произвести беспорядок, а эта старая собака, Кунц, сносится с судьей Никлашком, который, как настоящий католик, дальше своего Рима ничего не хочет знать и поощряет к доносам чешских предателей, сидящих у нас в городских советниках. Воскресенье — день будет бурный, о чем я и хотел вас предупредить.

— Спасибо за драгоценные сведения, — сказал Жижка. — Мы примем меры, и заговорщики не захватят нас врасплох! Я предлагаю вам, братья, чтобы все наши были вооружены и готовы к самозащите; а чтобы показать, что враги нам не страшны, мы пойдем к ратуше и потребуем от городского совета выпустить на свободу тех несчастных, которых они забрали несколько дней тому назад, под тем предлогом, что они будто бы производили беспорядки.

— Да, да! Прекрасная мысль, Янек, — поддержал Вок. — В числе задержанных находится мой бедный старый Матиас, и я хочу освободить преданного слугу покойной жены, взятого только за то, что он защищал одного из наших от кучки соборных служек.

— Мы его добудем! А теперь, друзья, обсудим необходимые меры; дела впереди много, а у нас в запасе один только завтрашний день, — оживился Жижка, которого жажда деятельности воодушевила и преобразила.

Все пододвинулись к нему и продолжали совещаться вполголоса.

Когда, час спустя, главари гуситского движения разошлись, у них уже был выработан подробный план действий.

День воскресенья, 30 июля, выдался ясный и жаркий. Задолго до начала обедни, вереницы богомольцев тянулись к церкви Девы-Марии Белоснежной, предоставленной утраквистам, по декрету короля. Внимательный наблюдатель, может быть, удивился бы малочисленности женщин в этой толпе и мрачному, озабоченному виду горожан и ремесленников, которые поголовно все были вооружены: кто мечами и кинжалами, кто дротиками и копьями, а кто и просто палками.

Церковь внутри оказалась скоро набита битком, а толпа все прибывала, заполняя паперть, улицу и даже соседний переулок.

По окончании богослужения, Ян из Желива взошел на кафедру и начал свою обычную пылкую проповедь.

На этот раз он был как-то особенно возбужден: громоносный голос оратора доносился даже на улицу через раскрытые настежь двери, и каждое слово врезывалось в сердца слушателей. Он говорил о бедствиях переживаемого ими времени и преследованиях, которым подвергались истинные слуги Христовы.

— Да, братья мои, тяжелы наши страдания, но не будем отчаиваться и унывать, ибо все, что совершается, уже отмечено в Писании и апостол Иоанн видел все это, как в зеркале. Можно ли хоть на миг усомниться в пророческом видении ученика Христова, описанном в Апокалипсисе: „ И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли, умерщвлять мечем и голодом, и мором, и зверями земными!.. ”.

За этим следовало объяснение, усматривавшее в апокалипсическом всаднике папу, ведущего за собой ад, в лице порочного, злобного и жадного духовенства, — истинного воинства дьявольского. Проповедник рисовал все беды, которые сыпал на Чехию римский антихрист и его пособники: войны, нашествия иноплеменных, грабительство, реки пролитой крови и мученичество невинных за святое дело, из которых главнейшими были святой Ян Гус и Иероним Пражский!

— Все эти жертвы, кровь которых вопиет к небу об отмщении, видел пророк и слово его раскрывает перед нами тайну загробного мира, когда он говорит:

„ И когда он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка святой и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу ?”

Пояснения, сопровождавшие этот отрывок, убедительно доказывали слушателям, что святой Иоанн имел в виду чешских мучеников, беззаконно убиенных собором, и указывал путь, по которому надлежало следовать, чтобы удостоиться быть орудием готового разразиться гнева Божия.