Евгений Карнович - Царевна Софья

Крестьянин Мавры Саввишны Брусницыной, Иван Сидоров, под вечер пошел по ее поручению в Чертово Раздолье, чтобы настрелять дичи. Не смея зайти далеко в бор, бродил он между деревьями шагах в двадцати от озера, на берегу которого стояло Ласточкино Гнездо. На беду его не попалось ему на глаза ни одной птицы до позднего вечера. Уже стемнело. Бедный охотник так и ждал, что попадется ему навстречу леший ростом с сосну или пустится за ним в погоню Баба Яга в ступе. Наконец с большим облегчением заметил Сидоров на березе тетерева. «Слава тебе, Господи! — прошептал он. — Застрелю этого глухого черта да и домой вернусь! Нет, Мавра Саввишна, вперед изволь сама ходить сюда за дичью по вечерам».

Прицелившись в тетерева, Сидоров уже хотел выстрелить, как вдруг услышал позади себя чей-то голос. Руки опустились у него от страха, ноги подкосились, и он, упав на землю, пополз, извиваясь, как змея, и скрылся под ветвями густого кустарника. Вскоре услышал он, как сухие листья и ветви хрустят под чьими-то ногами. Голос, его испугавший, становился все громче и громче. Прижавшись к земле от страха и творя молитву, Сидоров услышал следующие слова:

— Сядем на кочку. Не знаю, как ты, а я очень устал.

— И я чуть ноги волочу, — проговорил другой голос. — Ведь целый день бродим. Ну и лесок! Нечего сказать! Если бы не солнышко, точно бы заблудились. Думали ли мы, когда жили в Москве, что будем скитаться в этаком омуте. Злодей этот Милославский!

Вдруг они встали. Сидоров услышал, как они двинулись в его направлении. Сидоров замер, вжавшись в землю. Неизвестные прошли мимо него, приблизились к берегу озера и остановились шагах, в пятнадцати от Сидорова, повернувшись к нему спиной. Они долго стояли там и смотрели на Ласточкино Гнездо, а один из них, продолжая говорить, несколько раз указал на дом Мавры Саввишны. Потом они возвратились к той самой кочке, на которой прежде отдыхали, и сели боком к Сидорову на таком от него расстоянии, что он мог рассмотреть их лица и явственно слышать все их слова. Это были стрельцы.

— Нет, Иван Борисович, не ропщи на Милославского! — сказал один из них. — Я больше потерял, нежели ты. Я был сотником, а ты пятидесятником. У меня был дом в Москве, а ты жил у приятеля. Конечно, мы всего лишились, однако я за все благодарю Господа! Во всем этом я вижу перст Его, указующий мне путь спасения. Девять лет хранил я тайну, которую тебе теперь открою. Срок, назначенный преподобным Аввакумом, настал, и я должен исполнить его повеление. В изгнании нашем из Москвы, в лишении всех суетных благ земных, в найденном нами в глубине этого леса убежище, в усердии твоем, в покорности всех моих стрельцов, — во всем я вижу знамение, что наступило время совершения дела, возложенного на меня свыше. Священнослужителя только недостает нам, но сегодня в полночь пошлет его нам Господь, в этом я не сомневаюсь.

— В последний раз, — ? — сказал другой стрелец, — как ходил я, переодетый крестьянином, в деревню за съестными припасами, расспрашивал я о ней мальчика и узнал, что ее зовут Наталья. Нам легко будет ее похитить. В доме помещицы теперь нет ни одного мужчины. Она была помолвлена. Жених ее жил некоторое время в этой деревне, но с тех пор, как схватили его в селе Погорелове, ни один мужчина к помещице не приезжал. Крестьян у нее также немного, всего человек семь или восемь; что они сделают против десятерых? Я велел всем взять ружья и дожидаться нас у горы, вон там, на берегу озера.

— Пойдем в деревню ровно в полночь, а покуда отдохнем здесь. В ожидании ночи открою тебе тайну, о которой говорить начал. Ты знаешь, что я учился четыре года в Андреевском монастыре. И вот однажды посетило меня чудное видение: вдруг явился мне преподобный Аввакум в белой одежде. «Иди за мною!» — сказал он мне и повел меня на какую-то высокую гору, с которой спустились мы в густой лес. «Девять лет храни в сердце твоем все, что ты услышишь от меня и увидишь. Нынешний мир утопает в нечестии; нигде нет истинной церкви; все на земле осквернено и нечисто. Удались в глубину леса, сокройся навеки от мира и возроди истинную церковь, которую покажу тебе. Для этого подвига должен ты принять крещение водой небесной, ибо на земле нет воды не оскверненной. Все моря, озера, реки и источники заражены прикосновением слуг антихристовых». Сказав это, повел он меня в самую середину леса и, показав истинную церковь, исчез. Девять лет хранил я молчание о моем видении, терпел часто голод и холод и наконец, по настоянию дяди, вступил в стрельцы. В конце прошедшего августа минуло девять лет с тех пор, как я сподобился беседовать с преподобным Аввакумом. Памятуя слово его, удалился я однажды в лес, наломал ветвей, скрепил их тонкими прутьями, древесной смолой и глиной и устроил купель. В то время шел дождь несколько дней подряд. Когда купель наполнилась до половины небесной водой, я погрузился в нее и принял крещение, мне заповеданное. Возвратясь в Москву, начал я помышлять о воздвижении истинной церкви. Ты знаешь, что потом случилось с нашим полком. Я с радостью услышал весть о нашем изгнании из Москвы, с радостью вышел из этого Содома. Здесь, в этом лесу, сокроемся навсегда от служителей антихриста и от всего нечестивого мира, воздвигнем втайне истинную церковь и достигнем золотой небесной двери.

Вечерняя заря угасла. Стрельцы встали и пошли по берегу озера к горе, у которой их ожидали десять сообщников. Сидоров вылез из-под куста и побежал без оглядки в дом своей помощницы.

— Ну что, принес ли дичи? — спросила его Мавра Саввишна, выйдя по его зову в сени.

— Какая дичь, матушка! Я насилу ноги унес, чуть не умер со страху.

— Ах ты, мошенник! Дуру, что ли, ты нашел, не обманешь меня, плут! Видно, ты в лес-то не ходил, а весь вечер пролежал на полатях.

— Нет, Мавра Саввишна, не греши! Я пролежал не на полатях, а под кустом.

— Что? Под кустом? Да ты никак потешаешься надо мной?

— Нет, Мавра Саввишна, как можно! Прошу, выслушай меня.

— Ну говори, плут, говори.

— Бродил я долго по лесу, нет ни одной птицы, хоть ты плачь! Напоследок вижу я: сидит на дереве тетерев. Я как раз прицелился, но тут услышал голоса и увидел двух человек. Кто такие — хованские или просто беглые стрельцы — лукавый их знает! Сели они неподалеку от меня и понесли околесицу про какого-то дворянина, про Милославского и про всякую всячину! Один, который постарше и с бородавкой на щеке, указывал, кажись, на твой дом и болтал, что надо сегодня ночью утащить Наталью Петровну.

— Утащить Наталью Петровну?! Да что ты, мошенник, в самом деле меня пугаешь!

— Нет, матушка, нет, все как есть говорю.

Испуганная Мавра Саввишна, приказав Сидорову собрать во двор всех крестьян ее с семействами, побежала в верхнюю светлицу, чтобы сообщить ужасную весть старухе Смирновой и Наталье.