Александр Соколов - Испытание Раисы

К несчастью, Грецки, не имея возможности довериться кому бы то ни было, не мог прямо навести справок: это обратило бы на него внимание! Следовательно, оставалось ждать, наблюдать и собирать всевозможные сведения исподтишка.

Граф остался очень доволен тем, что хозяин «Красного кабачка» оправдал их доверие. Как тень мелькнуло в голове Грецки воспоминание о девушке, едва им рассмотренной!

Она показалась ему красивой и, наверное, честна! Без сомнения, в видах личного интереса ему было выгодно, чтобы ее приняли за авантюристку, но в душе он сознавал, что она была честна и невинна!

Он видел ее слезы, слышал ее мольбы, которые тронули бы всякого, исключая пьяного, а он был совершенно пьян тогда! Но не смотря на сильное опьянение у него осталось воспоминание о чистоте этого ребенка, ее оскорбленной невинности, о порывах дикого гнева, в припадке которого она тщетно искала оружия, чтобы поразить похитителя своей девичьей чести!.. И внутренне Валериан Грецки сознавал, что смелая выходка Раисы, объявившей в публичной жалобе о своем бесчестии, могла принадлежать только честной девушке, не желавшей скрыть свое бесчестие молчанием.

Нельзя ли замять дело, купив молчание девушки и ее защитников?.. Пожертвовать большую сумму денег?.. Если бы жалоба была взята обратно — все дело заглохло бы…

Валериан мысленно посылал ко всем чертям несносного болтуна, обнаружившего его приключение! Он посылал туда же начальника полиции, принимавшего к себе таких нескромных людей и дозволявшего им читать донесения, направленные против сливок общества, так как Грецки, несмотря на высказанное о нем в гостиной тетки мнение, все-таки причислял себя к сливкам общества.

Холод усиливался, и кучер, следовавший за молодым человеком, время от времени покашливал, чтобы напомнить о своем присутствии. Валериан решил сесть в сани, ему хотелось увидеть своих товарищей, но, взглянув на часы, он понял, что слишком поздно.

— Домой! — приказал он кучеру.

Четверть часа спустя он входил в свой кабинет.

При входе в кабинет запечатанный конверт на письменном столе бросился в глаза графу.

Он распечатал конверт и прочел:

«Приезжай немедленно! Резов».

Валериан некоторое время рассматривал этот листок с тремя словами: он показался ему предвестником грозы. Не трудясь над рассуждениями, граф спустился с лестницы и сказал отворившему ему дверь швейцару:

— Я ухожу.

— Прикажете подать сани, ваше сиятельство?

— Нет, я дойду пешком.

Дверь закрылась за молодым человеком, который, наняв извозчика, через пять минут входил к Резову, который жил в особняке недалеко от Грецки.

Лакей провел графа в кабинет Резова, где был также и Собакин, третий из участников ночного похождения.

При входе Грецки Резов подскочил к нему и взволнованно сказал:

— Ты слышал, подана жалоба начальнику полиции?

— Слышал, — ответил тот.

— И что же ты думаешь предпринять, чтобы заглушить дело?

— Заглушить уже невозможно, — произнес Грецки.

— Как? Почему? — посыпались вопросы.

Валериан рассказал, как он был у тетки и слышал сообщение генерала.

Выслушав рассказ Валериана до конца, товарищи его как по команде свистнули, и лица их вытянулись.

Все три офицера были товарищами с детства, и тесная дружба связывала их…

Все трое были богаты, молоды и вели рассеянный образ жизни, часто не думая о том, что творят.

Все трое были красивы, но Грецки выделялся среди них особенной привлекательностью! Высокий, стройный, с гордой осанкой и жгучими глазами, он был любимец дам, и не одна девушка в тайне вздыхала о нем! Отзывчивый, добрый, всегда готовый придти на помощь товарищу, граф привлекал к себе все сердца. И тетушка любила и баловала его. Валериан был ее гордостью и надеждой!

Окончив свой рассказ, Грецки в волнении принялся ходить из угла в угол кабинета. Его друзья старались придумать выход, но придумать ничего не могли, что бы могло помочь им выйти из создавшегося положения.

Обо всем, что им приходило в голову, они говорили Валериану, но тот только досадливо отмахивался рукой или пожимал плечами, находя их планы неприемлемыми.

— Что же ты сам предлагаешь? — спросил его Резов.

— Пока еще ничего не придумал, — ответил тот.

— А я придумал! — с живостью воскликнул Собакин, и когда друзья обратили на него свои взоры, он сказал: — Валериан, твоя тетушка обожает тебя! У нее огромные связи и если ты сам все ей расскажешь так, как найдешь нужным, то…

— Молчи, — прервал его Грецки, комически приложив палец к губам. — Моя добродетельная тетушка принимает сторону только обиженных и в данном случае, если что-либо предпримет, то только в отношении восстановления чести этой девушки! Нечего к ней и обращаться!

— Девушка! — проворчал Резов. — Глупая грешница!

— Ну, мой друг, — остановил его Грецки, — это не ее вина! Она так храбро защищалась, что я и до сих пор ношу следы ее защиты!

Он отвернул манжету и показал глубокий рубец на руке: рана была глубока и едва зажила.

— Что мне становится ясным, — продолжал Резов, — это то, что мы были пьяны до безумия и в то время готовы были даже убить кого бы то ни было!

— Если бы Бог допустил! — промычал Собакин.

— Спасибо! — возразил Грецки. — Это стоило бы Сибири, а я предпочитаю выдать приданое!.. Однако, Собакин, твой дядя, или, Резов, твоя сестра могут попробовать потушить это дело!

— Я думаю, что лучше довериться женщине, — сказал Собакин. — Мужчина, да притом министр…

Товарищи его рассмеялись.

— О, божественный проповедник! Он не хочет потерять в меня веру…

— Он прав, — перебил Резов, — я завтра же повидаюсь с сестрой.

— Прежде чем расстаться, — заметил Собакин, вставая, — дадимте друг другу обещание, что никто из нас ни под каким предлогом не выдаст, что не все мы одинаково участвовали. Чтобы всем понести это наказание за совершенное!

Грецки хотел возразить, но Резов перебил его:

— Хотя мы были безумцами и вообще можем забыться до совершения непростительной глупости, но честь полка и дружба — должны стоять на первом месте, и потому мы являемся одинаковыми ответчиками! Поклянемся же друг другу в обоюдной поддержке до конца!

— Я клянусь! — воскликнул Собакин.

— И я также! — повторил Грецки, пожимая руки товарищам.

Затем все трое расстались, до встречи завтра в полку.

Грецки, возвратясь домой, лег в постель, но тщетно старался уснуть: неясный образ Раисы гнал сон от его глаз.

На следующий день около девяти часов утра Резов входил к своей сестре.

Сестра Резова была очень хороша собой. Десять лет тому назад она вышла замуж за очень богатого камергера. Ее положение и связи дали ей возможность пользоваться дружбой знати всего Петербурга.