ГАРРИ ТАБАЧНИК - ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ

О том, что предполагается эта забастовка, можно было прочитать не только в поддерживающих правительство газетах, но и в оппозиционных, в частности, в „Правде”, свободно выходившей в Санкт-Петербурге, и редактором которой в то время был доживший до правления Андропова В. М. Молотов.

Газеты также писали о раскрытии „подпольной сети”, на сей раз не революционеров, а проституток, уже успевших освоить новое средство связи — телефон. В этом тоже не было бы ничего особенного, если бы не настойчивое стремление державшей в руках „сеть” мадам предложить свои услуги офицерам московского и петербургского гарнизонов. Это и навлекло подозрение полиции.

Тем, кто видит во всем скрытый мистический смысл, было бы интересно прочитать, что всего за несколько дней до рождения Андропова сильнейшая буря пронеслась над Северным Кавказом. Она была такой силы, что прекратилось движение поездов, и отцу Андропова это, вероятно, доставило массу хлопот.

Газеты писали также о том, что акции растут, особенно железнодорожные и металлургической промышленности.

Россия обгоняет Францию по производству стали и выходит на четвертое место в мире. А по добыче нефти она занимает второе место, уступая только Соединенным Штатам. Хотя эти достижения и внушительны, но они гораздо менее неожиданны, чем другие, о которых в своем недавнем исследовании сообщает немецкий ученый К. Тельхейм: „К 1913 году Россия заняла четвертое место в мире среди производителей индустриального оборудования и шестое место по производству электромоторов”. Все это свидетельствовало о бурном развитии Российской империи.

Редакторы выступали с критикой правительства. В общем, у того, кто читает газеты лета 1914 года, сейчас создается убеждение, что не только экономическая, но и политическая жизнь России все более и более приобретала черты свободного государства.

Черты эти она потеряла при Ленине, так и не обрела при его наследниках.

Бурное развитие не обошло и степные края, которые, как о том пишет в своем романе „Август 1914” тоже вышедший из этих мест А. Солженицын, превращались в настоящую житницу не только России, но и Европы.

„Штиль в России кончился!” — восклицает солженицынский герой.

А что же в Сибири?

„...Все, что в России есть объемного, богатого, надежда всего нашего будущего — это северо-восток. Это — от Печоры до Камчатки, весь север Сибири... Сколько там можно из недр выгрести, сколько можно посадить, вырастить, построить, сколько людей расселить. Настоящее завоевание Сибири... — еще впереди!” — мечтает в „Августе 1914” инженер Ободовский.

До осуществления его мечты еще далеко. Сибирь по-прежнему больше известна своими мехами, золотом и как место ссылки. Так привыкли считать в Европе и при этом не замечают, что все больше и больше становится на столе выпеченного из сибирской муки хлеба, на который кладут сибирское масло. Количество сибирских сельскохозяйственных продуктов, идущих за границу, растет. Полмиллиона тонн сибирского зерна и почти два миллиона пудов сибирского масла продается ежегодно на мировом рынке. В 1913 году они внесли свою лепту в те 1420,8 миллиона рублей, которые Россия получила от продажи товаров за границей. Это результат труда сибирских крестьян. Число их, начиная с 1889 года, когда правительство пришло к заключению, что переселение следует поощрять, — быстро растет. Завершение строительства Транссибирской магистрали делает переселение более легким.

Сибирская колонизация была продолжением длящегося уже много столетий исхода российского крестьянства на свободные земли. Он особенно усиливается со второй половины XVII века. Разоренное польскими и шведскими войнами Московское царство искало путей к пополнению оскудевшей казны и как много раз в будущем так и тогда самым простым источником приобретения необходимых средств рассматривался крестьянский труд. Царь Алексей Михайлович повелевает боярам Одоевскому, Прозоровскому и Волконскому составить новое Уложение. В 1649 году его одобряет Земский собор и происходит окончательное прикрепление крестьян к одному владельцу и переход от него к другому запрещается. Ослушавшихся приказывалось „казнить безо всякой пощады, чтобы на то смотря, иным не повадно было так делать’!

Однако и такое суровое наказание не останавливает людей предприимчивых, ищущих воли. Они бегут. Главным образом, на юг, где много свободной плодородной земли и где уже с XVI столетия на берегах Дона и Кубани живут казаки. Их воинское мастерство нужно государству для охраны его границы на краю степи, откуда не раз накатывались на Русь иноземные полчища. Но вольнолюбивая казацкая вольница, не всегда признававшая государеву власть, представляла для нее и опасность, о чем напомнило потрясшее Московскую державу крестьянское восстание, возглавленное донским казаком Степаном Разином.

Со временем казаки становятся наиболее надежным воинством империи и в немалой степени благодаря им границы ее раздвигаются и достигают отрогов Кавказа, где они постоянно отбивают набеги воинственных горных племен. Для защиты от них по повелению Екатерины II в 1777—78 годах сооружается город-крепость Ставрополь. С тех пор и начинается заселение прилежащих земель. В сороковых годах прошлого века сюда из Малороссии двинулась семья, глава которой носил прозвище Горбач.

А за два с половиной столетия до того казаки, предводительствуемые Ермаком, завоевывают Сибирь, разбив летом 1582 года войско царя Кучума. Удаленность новых земель, хотя и служит надежной порукой того, что царская власть до беглецов не доберется, в то же время препятствует распространению поселенцев. С наступлением XX века все меняется.

Заселение края идет быстрее, чем Канады. Темпы его вызывают изумление. Побывавший здесь в 1910 году Столыпин с гордостью замечает, что за триста лет, что Россия владела сибирскими землями, на них поселилось всего 4—5 миллионов человек, а только за последние 15 лет сюда переехало 3 миллиона, из них полтора миллиона прибыло с 1907 по 1909 год.

Где-то в этом потоке была и семья из Малороссии по имени Черненко. Сказать точно, когда это произошло, нельзя, но, судя по разрезу глаз и скулам ее известного представителя, времени с тех пор прошло достаточно для того, чтобы смешаться с местным монгольским населением. Как и в Ленине, сказавшем это, видимо, имея себя в виду, и в нем, если „поскрести его, можно обнаружить татарина”.

Как жила эта семья, неизвестно. Но если она не была каким-то особенным исключением, то условия ее жизни должны были быть схожи с теми, в которых оказались остальные переселенцы. Один из проведенных в то время опросов показал, что 90% их живет на собственной земле, размер которой превышает 15 акров, что значительно больше, чем в тех местах, из которых они уехали. Почти у всех в хозяйстве есть лошадь, а 81% еще владеет такими сельскохозяйственными машинами, как веялки, молотилки и даже комбайны.