Елена Съянова - Маленькие трагедии большой истории

– Да уж…

Он отошел со знаменитостью покурить. Оба давно бросили, но сейчас усиленно затягивались. Они были примерно одного возраста; оба с ожирением, с одышкой.

– Господи, что же это делается… бред, безумие… – у знаменитости дрожали руки. – Одна уродка-живодерка, другая уродка-идиотка, что ли?! Что же это делается с людьми?!

– Помните, фильм был такой, назывался… – начал было адвокат, и знаменитость, мгновенно догадалась:

– Да, помню… назывался – «Этот безумный, безумный, безумный… безумный мир!».

Про эту квартиру соседи говорили не иначе, как «вонючая». За ее дверями жили не стая кошек, не семья пьяниц или помоешный собиратель, а два молодых художника. Аккуратные, трезвые, деловые, вежливые. Но от дверей несло так, что с беременной соседкой однажды случился обморок, когда она вышла снять показания электросчетчика, после чего муж вызвал «скорую» и милицию. Милиционеры и сами зажали носы, но, осмотревшись внутри, пожали плечами: всё было чисто и аккуратно. В мастерской валялась на полу пара тюбиков, промасленная тряпка, какие-то безобидные предметы – вот и весь беспорядок. Квартира была, конечно, не совсем обычная: по стенам – сплошь картины, по углам – инсталляции, повсюду причудливые формы, но это и понятно! Ребята про себя объяснили, что они «актуалисты», что все, что здесь есть, скоро будет сверхмодно и завоюет мир. Ну и флаг в руки, как говорится. Милиционер все же поинтересовался, а отчего вонища такая?! Художники, усмехаясь, отвечали, что актуальное, оно всегда, знаете ли, с душком. Ну юморные ребята, но ведь ничего не нарушили! Милиция ушла, а проблема осталась.

Соседи еще несколько раз звонили в милицию, писали жалобы; приезжала какая-то комиссия, походила по квартире, зажав носы, полюбовалась инсталляциями… Так могло бы продолжаться еще долго, пока этаж, где жили художники, не обезлюдел бы. Но все когда-нибудь проясняется. Ребята сами «прокололись», выбросив в мусоропровод пакет, который порвался, повергнув в шок таджикского врача, а ныне московского дворника Нусрата. Нусрат отнес этот пакет в милицию. Милиционеры, по запаху, взяли след, и он привел их в «вонючую» квартиру». Наконец все разъяснилось. Приехала следственная группа. Следователь, много чего повидавший, испытал оторопь, когда художники сами, с готовностью, показывали ему все то, что в квитанциях об оплате называлось «отходами анатомического театра» одного из московских мединститутов. «А что тут такого?! – усмехались художники. – Студенты по этому материалу учатся, а мы потом – в дело. В творчество! Долой дорогостоящие навороты! Мы пионеры! Вот ногти – целый пакет – это для цветочных лепестков! Вот инсталляция «Прометей», печень натура – 500 р., квитанция, пожалуйста! Вот глаз у орла… это было подороже… Кстати, если кишки обработать правильно, то они сохраняют перламутровый отлив…»

– А не заткнулся бы ты! – попросил следователь.

Позже он признается, что впервые в жизни по-настоящему растерялся. Вроде, все ясно, а статьи нет. Вот тому, кто торговал «отходами» поклялся «впаять по полной», а этим, покупателям, – что вменишь?! Ему пришла в голову мысль – призвать на помощь знакомого священника. Батюшка приехал. Художники, не дав и рта раскрыть, тут же «вменили» ему «тело и кровь Господнии», реликвии, мощи святых… «Все дело в смыслах», – объяснял один, показывая незаконченную картину.

Сюжет был такой: в голой пустыне обнаженная девушка протягивает руку, чтобы положить на тело обнаженного мертвого возлюбленного цветок. На руках и ногах у девушки не было ногтей, зато цветок имел двадцать нежно-розовых лепестков.

– Понимаете, в чем тут смысл, батюшка?! Понимаете, почему нельзя было использовать другой материал?! – доказывал художник. Священник заговорил об этике, совести…

– Чем ближе к натуре, батюшка, тем ближе и к совести, – отвечал другой художник.

– Но этого нельзя делать, ребята!

– Почему?

– Просто – нельзя! – священник чуть не задохнулся от вони и бессилия.

«Нет, это какое-то новое поколение… даже не поколение, а популяция, – после сказал он следователю. – Им нужно объяснять то, что не требует объяснений».

Художников все-таки оштрафовали – за причинение неудобства соседям. Но к тому времени им уже удалось продать несколько своих произведений и снять домик в Малаховке.

В местное отделение милиции обратился человек без определенного места жительства, сообщил, что нашел на дачном участке труп мальчика. Бомжа на всякий случай задержали. Предварительное следствие, подкрепленное результатами вскрытия, установило такую картину происшествия: шестнадцатилетний школьник по имени Максим поехал к себе на дачу (была ранняя весна), вскрыл себе там вены на руках, после чего влез на любимое дерево и повесился на ветке, которая, надломившись, некоторое время удерживала тело; потом рухнул с восьмиметровой высоты.

Труп, удушенный, залитый кровью, с переломанными костями настолько не был похож на труп самоубийцы, что сердца отказывались верить. Мальчик из хорошей семьи москвичей-инженеров, учившийся на «4» и «5», имевший друзей, девушку, не имевший конфликтов, проблем, болезней… за два месяца до выпускных экзаменов… Почему? Проверили семью, перетрясли школу, вымотали учителей, пошумели в прессе, вытащили всю историю на «пусть-говорильню», после которой классная уволилась, пристроили в школу пару психологичек-недоучек, заново начали собирать улики против бомжа, который сам себе навредил, солгав, что нашел труп. Потом он признался, что обнаружил еще живого мальчика, который умер, литературно выражаясь, у него на руках. Следствие шло под прессом «общественного мнения»: выскакивали в эфир и верещали какие-то тетки, тяжеловесно и не по делу вещали «ученые мужи»… В результате бомж таки сел.

Прошло два года. Бывшая одноклассница Максима, учившаяся на журналистку и писавшая курсовую по психологии, сообщила преподавателю, что использовала в своей работе письмо, присланное ей по почте бывшим одноклассником, которого все считают убитым, тогда, как на самом деле… Преподаватель спросил, кому это письмо адресовано. Девушка ответила, что как бы и никому. Тогда он прочел. Потом отдал письмо родителям Максима. Родители, каждый день, проклинавшие бомжа-душегуба, который на суде клялся своей матерью в том, что не трогал их мальчика, не поверили, что это письмо самоубийцы. Но оно мучило их. Оно породило сомнение…

Родители все-таки показали это письмо адвокату, защищавшему того бомжа, но адвокат не проявил заинтересованности. Показали следователю, но тот только поморщился и посоветовал отцу и матери не терзать себя. «Все это никому не нужно! – был его ответ. – Тем более что тут ничего непонятно».