Елена Съянова - Маленькие трагедии большой истории

«Я не Раскольников, – пишет Максим. – На вопрос: “Почему так рано?” я отвечу вопросом: “А зачем поздно?” Правильней – рано и без Лизаветы.

Реально противно каждый день слышать – бери от жизни все! Что от нее возьмешь, если ничего ей не отдал? Это закон физики. Что вообще значит “жить”? Потреблять кислород и выделять углекислый газ? Или как мамины цветы – наоборот? Так правильней. Но чтобы брать в себя, например, чьи-то несчастья, а выделять радость и помощь, нужно иметь такое внутреннее устройство, которое от природы человеку не дано. Оно должно в человеке создаться, если сразу правильно поставить цель.

Вообще-то нужно бы оставить что-то из двух: нет и телик или школьную литературу, а то реально путаница полная. Отец говорит, что все эфиры – это грязная пасть политиков и торгашей, согласен, и права школьная литература. Но и она не знает, какая должна быть у меня цель. Чего хотел Раскольников – я так и не понял. Мирового господства для России, как Наполеон – для Франции? Чего хотел Базаров? Чего хотел Павел Корчагин? Мировой революции… для кого? Для сытых “пролетариев”, которых устраивает не иметь ответственности и получать большие подачки? А если богатые разорятся, то просто кинут бедных. Никто не объяснил, что такое “свет в конце тоннеля”? Бог? Бог светится в тупиках мысли. Но мысль сможет выбраться, она хитрая, ловкая, хорошо продается.

Вообще все продается, кроме сердца. Понятно почему. Сердце это такое что-то, что болит часто, а больное никто не купит. Все было бы просто, если бы не сердце. Так жизнь – это постоянная борьба со своим больным сердцем, так что ли?! И на фига она мне?! Победить больное сердце, чтоб не болело? И стать бессердечным? Раскольников попробовал, а стало только хуже болеть. Я не Раскольников. Но у меня тоже нет идеала. А у кого нет идеала, тот убийца. Я или ничего не понимаю, или уже все понял, и мне противно, не хочу этого, не могу! Ксюха один раз сказала, что в будущем хочет иметь от меня детей, потому что они будут красивыми. Цель – размножение? Приятно, но противно. Прости, Ксюха, не хочу. Так зачем же? Когда думаю про маму, отца, бабушку и Ксюшу, сердце болит так сильно, что надоело терпеть. Я бы терпел, если бы знал цель. А ее никто не знает. И боятся в этом признаться. Родители боятся, чтобы дети не догадались. Мои тоже боялись, но не сумели это скрыть, потому что успели пожить при идеалах. Теперь идеалов ни у кого нет, значит, и смысла нет. Значит, теперь все – рано или поздно – раскольниковы. Так – зачем поздно? Лучше – рано, и без Лизаветы».

Родители Максима попросили это письмо обнародовать. Они считают, что оно как страшный сон, который нужно рассказать, чтобы не сбылся… с другим таким же – глупым, максималистом, шестнадцатилетним!

Чем дальше от событий первой половины прошлого века, тем меньше людей, которые помнят подлинную обстановку того времени, состояние умов, политические реалии и могут что-то опровергнуть или подтвердить. Вместо очевидцев и профессионалов упражняются на поле псевдоистории случайные люди, вольно интерпретирующие обрывки сведений, выдумывающие несуществующие источники, подгоняющие под свою концепцию факты. А есть – так просто хулиганы! Такое изладят, что святых выноси! Некий господин по имени Конрад Куяу, антиквар, например, собственноручно изготовил стопку тетрадок с рукописными текстами и назвал это творение «Секретный дневник Адольфа Гитлера». Этот дневник якобы летел в одном из тех самолетов, которые действительно в апреле 1945 года переправляли в Бергхоф архивы и ценности. Самолет разбился, все погибли; спасся только этот «дневник» и, провалявшись на какой-то ферме тридцать пять лет, дождался-таки своего Куяу.

И на такую дешевку «купился» уважаемый журнал «Штерн», за ним – и пол-Европы. Куяу на своей фальшивке успел заработать миллионы, пока подделку не разоблачили. Усомнился специалист почерковед, хотя с этой точки зрения дневник был выполнен безупречно. Затем другие эксперты обнаружили, что и бумага дневников, чернила, клей в переплетах, искусственная кожа обложек – все относилось к послевоенному времени.

А ведь первыми обязаны были протестовать историки! Потому что сочинители всевозможных «мемуаров», «застольных бесед» (многие до сих пор верят, что «Застольные беседы Гитлера» – не фальшивка), всяких дневников или якобы взятых интервью упускают из вида простую, в сущности, вещь: чтобы достоверно сочинить за другого, нужно переместиться в иное время, нужно переродиться в другого человека. А иначе сочинитель всего лишь поведает миру о себе самом, хотя бы и под именем, например, Генриха Гиммлера или самого Гитлера.

Так и происходит. Создатель «дневника Гитлера» штутгардский антиквар Конрад Куяу элементарно не знал, что Гитлер, во-первых, с молодых лет ненавидел писать. Его мозг был так устроен, что мысль у него работала одновременно с голосовыми связками, поэтому он все диктовал – сначала Гессу, потом Борману. Во-вторых, этот человек никогда не имел ни времени, ни режима дня, позволяющих вести дневник. В-третьих, в последние месяцы у фюрера так тряслись руки, что, он с трудом подписывал приказы. Но самое смешное – это сам текст «дневников Гитлера». Улыбнитесь сами: Например: «38-й год, май: у меня претензии к Гиммлеру. Он снова позволил себе следить за некоторыми людьми. Пришлось напомнить ему о совести». Или: «Моя поездка в Италию имела успех. Ева смогла купить себе кое-какие вещи». Или – январь 43-го года: «С трудом уснул. Этот Сталинград тяжело лег мне на желудок».

Так и видишь добродушного толстячка Куяу, который, залив крепкого чая в утюг (для состаривания бумаги), садится за подобное сочинялово.

К сожалению, процесс производства исторических фальшивок имеет еще одну сторону: когда открывается что-то подлинное, неизвестный факт или документ, люди не верят! Фантазии как сорняки – в общественном сознании они порой сводят на нет усилия добросовестных исследователей.

Особенно бурно разрастаются такие сорняки во времена мировых кризисов. И уже совсем скоро всем интересующимся могут предложить, например, ознакомиться с дневниками Иосифа Сталина. В доску заинтригованные граждане узнают, что вождь ежедневно доверял тетрадкам свои тайные мысли, обосновывал те или иные решения – для себя обосновывал, для собственного внутреннего равновесия, ну или для оправдания перед потомками. А может быть, это будет не дневник, а некий секретный проект будущего устройства России, который Сталин писал в тайне от окружения, изредка разбавляя тяжкие раздумья игривыми репликами в сторону молоденьких медсестер или состарившихся жен соратников. А как же без этого! Затем последуют, например, «30 исповедей Сталина, записанных его духовником в нарушение обета». За ними «Покаянное письмо товарища Джугашвили советскому народу». Может, кто и «Предсмертную записку» изладит…