Николай Энгельгардт - Павел I. Окровавленный трон

— Кто там? — раздался голос Кутайсова.

— Это я, граф, — отвечал Аргамаков.

— Ах, это вы, Аргамаков? Войдите. Что случилось? — Аргамаков прошел в спальню Кутайсова, который сидел в вольтеровских креслах, в теплых плисовых сапогах и шлафроке на кошачьем меху, с колпаком на голове и читал томик французского романа при свете сальной свечи. Комната была жарко натоплена и вся обита бухарскими коврами.

— Что случилось? — повторил Кутайсов.

— В замке неблагополучно, — сказал адъютант императора.

— Что такое? Что такое? — встревожился Кутайсов. — Уж не пожар ли?

— Революцию, конечно, можно уподобить пожару, — сказал Аргамаков.

— Революцию? Что хотите вы этим сказать? — изумился Кутайсов.

— Ужели вы ничего не знаете? Но, очевидно, не знаете, если я вас застаю спокойно сидящим в шлафроке. Почему вы не у госпожи Шевалье?

— Сегодня такой ветер и… холод… я боялся простудиться… А я дурно себя чувствую… — растерянно говорил Кутайсов, начиная дрожать от головы до ног.

— Ужели вы не нашли на вашем столе сегодня траурного письма?

— Траурное письмо?.. Я столько получаю писем… Ба! Я и забыл о нем… Я положил его в карман этого Шлафрока… Да, вот оно…

И Кутайсов достал из кармана измятый траурный куверт.

— Оно даже не распечатано? — вскричал Аргамаков, — Итак, вы ничего не знаете?

— Ничего! Видит Бог, ничего.

— Составлен заговор. Император будет низложен. И вы ничего не знаете об этом? Весь город это знает.

— Я слышал, да, слышал что-то… Но ведь это по должности Палена, — бормотал Кутайсов.

— По должности Палена! Но он во главе заговора. Император будет низложен. На престол возведут Александра. И ваша роль при дворе кончена. И это наилучшее, что вас ожидает, а могут быть крепость, пытка, Сибирь или яд и веревка!

— Когда же произойдет переворот? — в ужасе вскричал Кутайсов.

— Когда! Он сейчас происходит. Если бы вы своевременно прочли письмо наших доброжелателей, то знали бы это. Замок окружен войсками. Все входы и выходы заняты. Заговорщики в эту самую минуту идут в покои императора.

— Но… вы же на чьей стороне? — спросил трепещущий Кутайсов.

— Я участвую в заговоре. Сейчас я должен подняться наверх, чтобы отворить заговорщикам дверь. Но успокойтесь, соберитесь с силами и выслушайте меня. Предприятие мне кажется сомнительным. Пален и Бенигсен мне подозрительны. Я намерен спасти государя. Я выведу его по потайной лестнице сейчас, а потом, через катакомбы и обычным путем к Фонтанке. Но пока я буду этим занят, оденьтесь скорее и ступайте к великому князю Константину, Он не посвящен в заговор. Вы знаете, как пройти к нему, миновав часовых. Вы сообщите ему об опасности и попросите дать вам записку на имя Саблукова с приказом немедленно вести свой эскадрон к замку. И потом с этой запиской бегите из замка нашим путем в казармы конной гвардии. Отдайте Саблукову записку. Слышите? Поняли? Торопитесь. А у меня нет больше ни минуты времени. Если все устроится, помните мою услугу.

И Аргамаков кинулся вон из комнаты.

Оставшись один, Кутайсов кинулся одеваться. Но сейчас же бросил на пол взятую в руки часть одежды, махнул рукой и, схватив сальную нагоревшую свечку, как был в колпаке и шлафроке, забыв о своем господине и его благодеяниях, побежал на потайную лестницу, спустился вниз в лабиринт и пустился по сводчатым ходам. При этом свечка потухла. Он бросил ее и ощупью, по хорошо знакомой дороге, оступаясь и падая, однако, не раз и натыкаясь на углы и столбы, подпиравшие стены катакомб, выбрался, наконец, из замка на набережную Фонтанки. Спустившись на лед, Кутайсов перебрался на другую сторону и пустился по пустынной улице, пронизываемый ледяным ветром.

Аргамаков быстро поднялся по витой лестнице. Двойная стена оставляла довольно широкий промежуток между спальней императора и прихожей. Таким образом, потайная лестница вела в простенок между двумя дверями. Аргамаков по условию должен был отворить заговорщикам дверь в прихожую, а в дверь спальни императора постучать и просить отворить ее под предлогом пожара в замке. Так как в прямые обязанности Аргамакова входило днем и ночью первому предупреждать самого императора лично о всех чрезвычайных событиях в замке, то император должен был отворить ему.

Едва Аргамаков очутился в простенке, как дверь в спальню императора распахнулась настежь. На пороге стоял сам император. Он был в том костюме, в котором ужинал, в чулках, башмаках и французском кафтане.

— Это ты, Аргамаков, — сказал он. — Что случилось?

— В замке неблагополучно, ваше величество, — едва проговорил растерявшийся от неожиданного появления государя адъютант.

— Неблагополучно? Войди. В чем дело?

Император отступил вглубь покоя. Аргамаков вошел.

— Ваше величество, в замке неблагополучно, — повторил он опять.

— Я это уже слышал. Ну? — спокойно сказал император.

— Составлен заговор против вашего величества. Готовится переворот. Хотят низвести вас с престола и передать власть царевичу Александру.

— Кто же заговорщики? — столь же спокойно спросил император.

— Пален, Бенигсен, Зубовы и с ними многие. Государь, переворот готовится даже сейчас. Замок обложен войсками. Все входы заняты. Караулы вам изменили. Прислуга подкуплена.

— Как! А мой первый батальон преображенцев?

— Увы, государь, батальон на две трети пополнен людьми из раскассированного вами князя Ливена полка. И офицеры в заговоре. Государь, вы в величайшей опасности! Именно в самую сию минуту, что я говорю с вами, заговорщики толпой идут к вам со стороны библиотеки.

— Но графа Палена нет с ними?

— Нет, государь, но не медлите! Каждая секунда дорога!

— Ты застал меня, против ожидания, бодрствующим и одетым, — сказал с величавым спокойствием император. — Значит, я не был так неосведомлен в сем злодейском предприятии, как ты полагал. Но ты-то сам, Аргамаков, какую роль в комедии играешь?

— Помилуйте меня, государь! — воскликнул Аргамаков, бросаясь на колени, — злая сила обуяла и меня. И я был с ними. Но в последнюю минуту опомнился. Всей жизнью готов я загладить мое гнусное деяние. Я спасу вас, государь!

— А, и ты был с ними! Но как же ты меня спасешь?

— Путь по потайной лестнице и дальше, в катакомбах, до набережной Фонтанки свободен, государь! Спасайтесь. Не медлите ни минуты!

— Но почему я должен верить тебе, Аргамаков? Если ты обманул и предал своих товарищей, можешь предать и обмануть и меня? Могу ли на тебя положиться?

— Государь! Я — злодей! Я — преступник! Но, клянусь, то было мгновенное затмение! Всю жизнь я буду оплакивать его.

— Ты будешь горько оплакивать свой поступок, Аргамаков. Ты говоришь истину. Нет прощения тому, кто восстал против своего законного монарха и Божия помазанника. Итак, если бы даже тебе удалось меня спасти, это не спасло бы тебя, и я поступил бы с тобой по всей строгости законов. А ты знаешь, что в таких случаях российские законы неумолимы. Все: и действователи, и укрыватели, и попустители, и даже токмо злоумышлявшие или знавшие, но не донесшие об умысле, — все подлежат мучительной смерти — казни четвертованием. Хочешь ли, зная сие и непоколебимость мою в таковом случае и участь, тебе уготованную, спасти меня?