Николай Энгельгардт - Павел I. Окровавленный трон

Принц умолк и погрузился в задумчивость. Саша ему сочувствовал от всего рыцарского своего сердца.

И перед ним реял образ столь же недоступного фантома его жизни.

В открытые окна столовой веяли ароматы цвет ника и весенняя теплая прохлада боскетов. Веселые звуки жизни в смешанном гуле доносились к ним, к этому старому французскому принцу, видевшему на своем веку крушение всех традиций, всех устоев его родины, и мальчику, прибывшему по воле причудливого монарха из далекой, огромной, холодной и странной России, высылающей сынов своих на защиту алтарей и тронов Европы, как некогда Яна Собеского, спасшего Вену от полчищ турок!

Но вот принц де Линь, по его выражению, дунул на воздушный замок своего воображения и, приняв деловой тон, стал наставлять юного кавалера посольства в обычаях двора и света австрийской столицы.

— Добрый император Франц, — сказал он, — живет просто в семейном кругу. Вена — город прекрасных женщин, изящного веселья и столица вкуса и утонченности и той высокой простоты, которая дается только избранным натурам. У нас бывают пышные обеды и вечерние приемы. Но мы живем легкой олимпийской жизнью, следуя «златой середине» Горация. В обществе много непринужденности, но старые обычаи и этикет строго соблюдаются.

И, расставаясь с Сашей Рибопьером, принц пригласил его на маленький обед на другой день в самом тесном кругу приятелей и немногих прекрасных дам. Однако на обед должно было явиться во фраке и при шпаге.

Сердце кавалера посольства графа Рибопьера стучало учащенно, когда в дипломатическом парике, во фраке и шпаге, как истый diplomate partumé, выслушав обстоятельные наставления самого посла графа Разумовского и теплые, материнские заботливые напутствия графини Елизаветы Осиповны, он подъехал к вилле принца, в карете и в компании графа Поццо ди Борго.

Граф был друг Разумовского и его вниманию вверялся юный кавалер. Сгущались весенние сумерки. Сладко и нежно благоухали цветущие сады предместья. Невыразимо приятные тона окрашивали небо, и мягкие прозрачные тени окутывали Вену и сверкавший Дунай.

— Совершенный стиль помпадур! — заметил граф Поццо ди Борго, указывая юноше на раскраску неба и тонких, мелких облачков, столпившихся под догоравшим закатом.

Но юному новичку, впервые выступавшему в избраннейшем кружке аристократической Вены, было не до того, чтобы разбирать, в каком стиле разгорелось случайное сочетание цветов в облачках небесных.

— Помпадур! Совершенный стиль помпадур!:— повторил Поццо ди Борго.

Корсиканец, непримиримый враг Бонапарта, граф вместе со знаменитым Паоли стоял во главе партии национальной независимости острова, опираясь на преданное католической вере, могучее, неукротимое, наивное и полудикое население гор. Он боролся с партией, к которой примыкали горожане и многие жители долин, с партией французской, во главе которой были фамилии Бонапартов и Арена. Успехи Наполеона разбили его планы, но тут он поступил в русскую службу и, посланный в Вену, явился главным творцом союза Австрии и России.

Его благородная внешность, проницательное и страстное красноречие, самое простое и в то же время элегантное обращение поставили графа Поццо ди Борго, военного дипломата, публициста, одновременно неутомимого и в развлечениях и в делах, в самые тесные и дружественные отношения с английской и континентальной аристократией. Объединенный ненавистью к Наполеону со шведским королем Бернадоттом, граф неутомимо составлял политические комбинации и планы военных коалиций для спасения алтарей, престолов, монархического начала и аристократии Европы. Разумовский знал, кому вверить юношу Рибопьера: нити европейской дипломатии сходились в руках графа Поццо, равно как и в руках его приятеля, виконта Талейрана, которого должен был увидеть Рибопьер на обеде у принца…

Но, кроме естественной боязни, возбуждаемой мыслью о первых шагах в венском обществе, которыми определялось все дальнейшее, Сашу волновало предстоящее знакомство с сестрой принцессы Марии Вюртембергской, несравненной красавицей Софией Замойской. Она должна была приехать на обед. Рибопьер это знал и еще в Кракове получил наставление, что именно через нее получит свидание с принцессой, необходимое для выполнения поручения, возложенного на него.

Все общество, собравшееся у принца де Линь, состояло, кроме юного кавалера посольства, из графа Поццо, виконта Талейрана-Перигора и графа де ла Биллардери. Из дам, кроме Замойской, присутствовали леди Кленвильям и графиня Флора Врбна.

Но как только Саша вступил в гостиную принца и был им представлен собравшимся гостям, все его опасения исчезли. Он вдруг ощутил необычайную легкость. Он был среди своих. Это избранное общество не тяготило его нисколько. Чувство уверенности в себе вызывала уверенность в присутствующих. Так даровитый начинающий актер, выступая в труппе совершенных артистов, находит опору и поддержку в их гении и сам вдохновляется.

Сады принца, с боскетами, лужайками, холодным и горячим источниками (последний согревался скрытой печкой), статуями, цветущими куртинами и партерами, дышали в окна ароматом, окинутые нежной дымкой теплого вечера.

В покоях горели восковые свечи в серебряных канделябрах. Из гостиной все общество прошло в небольшую столовую принца. Обстановка ее, потолок из цельного резного дуба средневековой работы неоценимого достоинства, добытый принцем в Шотландии в упраздненном католическом аббатстве, камин высокой архитектуры, буфет, фламандские картины на стенах, севрский сервиз и дивные вазы, кубки, корзины чеканки знаменитых мастеров — не оставляли желать ничего лучшего.

Юный камергер и кавалер посольства имел счастье вести к столу несравненную Софию Замойскую и сесть с ней рядом.

Разговор, начатый в гостиной, продолжался и за столом. Говорили о грубом военном духе, овладевшем Европою, о духе насилия, разрушения, варварства, грубого захвата и завоевания, пробужденных в народах Бонапартом. Говорили о том, что мало-помалу военщина уничтожает творческие, высшие стремления.

Повсюду общество грубеет, утонченная высокая простота сменяется наглостью, треск барабанов и гром фанфар заглушают гармонию Аполлона и муз. Искусство падает. Вена еще остается оазисом культуры. Но что сделал Бонапарт с Италией! От Милана до Турина — одно зрелище нищеты, тиранства, унижения! Беспощадный режим Бонапарта идет рядом с вопиющим беспорядком и бесстыдным грабежом. Сокровища искусств и древности Италии расхищаются. Виллы, дворцы, монастыри варварски ограблены. И сколько разрушено, испорчено, уничтожено при этом дивных произведений!