Элиза Ожешко - Гибель Иудеи

— Вот золото.

Выражение торжества исчезло с лица Ония. Золото только лишь золото?…

Раб вложил ему в руки оба мешка. Пророк еще раз взглянул на Тита, но то, что он прочитал на его лице отбило у него охоту просить что-нибудь еще. Он медленно направился к выходу. Тит молча следил за ним Потом он вдруг окликнул его:

— Оний!

Пророк радостно обернулся.

— Что велишь, цезарь?

— Ты состоял на службе у Вероники?

— Да, цезарь.

Тит не мог скрыть своего презрения.

— Тем постыднее твоя измена. Ты получил награду за твою услугу. А наказания за измену ты не боишься? Взять его, Фотин! Брось его на съедение самому свирепому тигру и не забудь дать ему с собой мешки с золотом.

Пророк упал на колени, продолжая судорожно сжимать в руках свою награду.

— Пощади, цезарь, — взмолился он. — Пощади! Подумай. Если бы я не ставил жизнь твоего отца выше, чем волю Вероники, то…

Тит оборвал его, сделав повелительный жест. Фотин и солдаты схватили его и потащили за собой.

Тит стоял не двигаясь, и глаза его тупо смотрели в пустоту Агриппа спросил его:

— А Вероника? Хочешь, чтобы я…

— Я сам… — прохрипел Тит.

Луч света померк. Кто-то встал перед дверью. Регуэль не обратил на это внимания. Долгое ожидание среди ночной тишины отвлекло его мысли. Он стоял на пороге смерти Он не уйдет, не свершив свое дело. Ему казалось, что из темной пропасти у ног его к нему поднимается с мягкой улыбкой чей-то образ и манит его знакомым страстным шепотом. Он чувствует аромат золотистых волос Деборы. «Я иду к тебе», шептал он, упоенный, протягивая руки, чтобы обнять за пределами жизни погибшую возлюбленную. Вдруг он вздрогнул. Чей-то голос донесся до него из соседней комнаты. Сдержанные, неясные звуки, но он чувствовал в них радость торжества и победы… Это была Вероника. Теперь она стоит на высоте и подымает победный кубок к надменным устам.

— Нет, не жемчуг, Хармиона! Укрепи мне в волосах вот этот камень. Он не раз возбуждал изумление и зависть римлянок своим блеском. Он блестит, как капля росы на лепестках розы. Одень мне венец. Ведь сейчас придет Тит, и Вероника должна предстать пред ним Августой, властительницей мира. Завтра ты увидишь весь Рим и весь мир у моих ног.

Она говорила, как в бреду, обрывками слов, и несколько раз прерывала себя коротким смехом. В сладостном сознании торжества она легла на диван, протянула вперед руки и полузакрыла глаза, так что свет проникал в них отдельными искрами.

Легкий шум послышался у двери в соседнюю комнату от приближения чьих-то осторожных шагов. Кто-то наклонился над ней, чья-то рука ощупывала ее одежду, и теплое дыхание коснулось обнаженной шеи. Она медленно приподнялась и повернула к нему свое лицо, отуманенное сном. Она улыбнулась.

— Регуэль, — прошептала она, — я знала, что ты придешь!..

Он отпрянул от нее, вскрикнув, лицо его помертвело. Кинжал, который он только что вынул, чтобы пронзить им сердце предательницы, упал с глухим звуком на ковер.

— Дебора, это ты?!.

Она не пошевельнулась. Полуоткрытыми глазами она ласково смотрела на него.

Голос его, казалось, не доходил до нее, и она продолжала жить во сне. Она снова увидела перед собой все, что случилось со времени пожара.

— Значит, все это была неправда, — радостно шептала она. — Неправда. Стены Бет-Эдена не пали среди пламени, Вероника не стала женой язычника. Всего этого не было. Израиль могущественнее, чем когда-либо. Видишь, как сверкает священное золото на кровлях храма. Вероника все еще принадлежит одному только Регуэлю. И он к ней вернулся.

Она медленно поднялась и подошла к нему.

— Разве я не хороша? Я нарядилась для тебя.

Он попятился от нее. Теперь он вдруг все понял, все нити сплелись, образуя коварную сеть, в которую он попался. Все в ней было лживо — каждое слово, каждая улыбка. И теперь, чтобы спастись от него, она притворяется безумной.

Она пошла вслед за ним. Длинным волочащимся по полу платьем она потянула за собой кинжал. Когда Регуэль с внезапной яростью бросился на нее, кинжал оказался у его ног, сверкая на темном ковре. Он его быстро схватил.

— Теперь ты умрешь. Счастлива рука, которая положит конец твоей гнусной жизни.

Глаза ее широко раскрылись, но не от страха. Казалось, она хотела запечатлеть в них образ мстителя. И опять улыбка показалась на ее устах.

— Умереть в любви! Убей меня! — Кровь возлюбленной сейчас прольется на него.

Он взялся рукой за кинжал. Вероника оставалась неподвижной. Его охватил ужас.

Он долго стоял перед ней на коленях. Потом провел рукой по влажному лбу и медленно поднялся. Он думал только об одном: рука его никогда не будет иметь достаточно силы, чтобы остановить это сердце, никогда.

— Дебора!

Она лежала, как спящая, но выражение ее лица изменилось. Улыбка счастья исчезла, и упрямство образовало жесткую складку вокруг рта.

Вдруг открылась маленькая дверь из соседней комнаты — та, через которую вошел Регуэль. Эфиоп остановился у двери и озирался вокруг. Он увидел Регуэля. Лицо раба налилось кровью, нечленораздельный, резкий крик вырвался из его груди, и пальцы его сжались.

Вероника поднялась и бросилась, как бы ища у него защиты. Указывая рукой на Регуэля, она стала молить жалобным голосом:

— Видишь, он хочет растоптать меня! Защити меня от него, Оний, защити от Веспасиана! Он разорвал брачный контракт. Он надругался надо мной. Но ведь у тебя, Оний, есть яд, не правда ли? Ты его впустишь в его жилы, чтобы он умер. Я перешагну через его труп, чтобы подняться на вершину, и ты со мной. Убей его, Оний, убей!

Регуэль побледнел, взглянув в ее безумные глаза. Теперь он все понял.

Даже если бы у него хватило силы, месть его пришла бы слишком поздно. Вероника уже наказана судьбой.

Эфиоп не слышал слов своей госпожи. Но он все понял по выражению ее глаз. Перед ним стоял Регуэль.

Он бросился на него, вырвал кинжал и вонзил его быстрым твердым ударом в его грудь. Регуэль не защищался. Спокойно принял он смертельный удар и упал. Он только еще раз поднял взгляд на прекрасный образ, склоняющийся над ним. Он видел в нем не ту женщину, которая в безумии ухватилась за колонну и дрожала от страха, а величественный чистый образ другой женщины — женщины из Бет-Эдена.

Дебора!

Все кончено. Эфиоп поднялся и посмотрел на нее жадными, налитыми кровью глазами — как зверь, готовый сделать прыжок.

Он долго ждал — целые годы, он видел счастье Регуэля и Тита. Лев отважился на прыжок. Тихий жалобный стон его жертвы замер под его руками. Он припал к ней губами, но не для того, чтобы целовать Веронику. С безумным воем он впился ей в губы и стал пить показавшуюся кровь. Еще еще!

От страшной боли к Веронике на минуту вернулось сознание. Она вдруг все ясно увидела и поняла. Как тогда после пожара в Бет-Эдене, когда она хотела умертвить себя, так и теперь демон безумия протягивал к ней руки, и она теряла власть над собой. Безумие всего ее рода обрушилось на нее, подавляя ее разум. Оно охватило ее с тех пор, как она отдалась Титу. Измена отечеству, разрушение Иерусалима, гибель ее народа — все это произошло по вине ее отравленной, разлагающейся уже крови.