Александр Лавров - Варяги и Русь

— Что же Ольга?

— Сперва стала отговаривать, а после прямо-таки не пустила его на Дунай.

— Как? Князя Святослава не пустила?

— Да…

— И он послушался ее?

— Матери нельзя не послушаться, — наставительно сказал Прастен, — нельзя было Святославу не послушаться Ольги и потому еще, что близки были к концу дни ее. Смерть уже подошла к ней, и мудрая княгиня чувствовала ее дыхание. «Похорони меня сперва, — сказала она сыну, — а потом иди, куда хочешь!» И Святослав остался.

— А княгиня Ольга скоро умерла после этого?

— На четвертый день…

— Вот, я думаю, князь тризну-то справил!

— Нет, она запретила это. Она строго приказала, чтобы похоронил ее среди христиан и по христианскому закону. Так и поступили по ее желанию.

— Да, она была христианка! — проговорил Зыбата и обернулся.

Ему как будто послышался доносившийся до его ушей откуда-то издали крик.

Юноша не ошибся. По полю вдогонку им неслись во весь опор два всадника.

— Батюшка, смотри-ка, кто-то нас догоняет, — воскликнул юноша.

Прастен приподнялся на седле, прикрыл глаза ладонью руки от солнца и зорко посмотрел на всадников.

— Княжич Владимир! — воскликнул он.

— А с ним Улеб! — добавил Зыбата.

— Придержим коней, подождем их.

— Подождем, отец!

Прастен и Зыбата остановились.

Еще издали Владимир закричал, что только было силы:

— Прастен, Зыбата, подождите! Мы с вами!

Отец Зыбаты тронул лошадь навстречу княжескому сыну.

— С тобою я виделся, Прастен, — запыхавшись от быстрой езды, говорил Владимир, когда они подъехали, — Зыбата, здравствуй! Как я рад тебя видеть! Твой отец рассказывал, что с тобою приключилось. Спасибо Андрею.

— Ты знаешь его, княжич! — с некоторым удивлением спросил Прастен. — Вот я и не думал этого.

— Как же не знать-то! Он часто бывал у бабки.

— У княгини Ольги?

— Да. Она всегда очень хвалила его. Андрей, — говорила она, — истинный христианин…

— Что же, поедем, — предложил Владимир, заметив, что уже потянулись подводы с дарами, которые вез Прастен старцу.

Все тронули коней, лес уже был недалеко.

— Ты это Андрею везешь? — кивнул, обращаясь к Прастену, на подводы Владимир.

— Да, хочу за сына поблагодарить!

— Не возьмет он!

— Как не возьмет?

— Так, не нужно ему ничего! Знаю я этого старика! Он день и ночь молится своему Богу и, кроме молитвы, ни о чем другом не думает.

— Как же это я про него не слыхал? — задумчиво произнес Прастен.

— Слышал, только внимания особого не обращал. Мало ли христиан живет в Киеве!

Прастен о чем-то задумался, потом быстро спросил:

— Он здешний? Киевский? Тогда бы я знал его.

— Не знаю, — ответил Владимир, — я помню его стариком.

Разговор прервался, они подъехали к лесной опушке.

Словно чувство какого-то смутного-страха овладело путниками, когда они очутились пред зеленой стеной леса.

Тихо шелестя своими листьями и размахивая под налетом ветерка ветвями, качая зеленеющими макушками, словно шептались между собою деревья. Как будто спрашивали они друг друга, кто эти люди, явившиеся сюда нарушить их безмятежный покой.

— Ну, что же? — первым оправился Прастен. — Чего это мы здесь стали! Зыбата, показывай дорогу!

— Погоди, Зыбата, — сказал Владимир, — ты, пожалуй, провозишься долго, дай-ка поищу я. Думается, что найду тропку скорее тебя!

— Ты уже бывал здесь, княжич?

— И не один раз!

— А бабку свою ты не водил сюда? — спросил Прастен.

— Случалось и это! Я ведь говорил, что бабка очень уважала этого старика христианина.

Княжич скоро нашел тропку, которая вела к избе Андрея.

— Вот здесь, — торжествующе проговорил он, — нашел!

— Мне бы так быстро не найти, — отвечал Зыбата, — плутать бы стал.

— То-то! Где же тебе! А я тут бывалый.

Всадники, вытянувшись гуськом, без затруднений могли продолжать путь по тропинке.

Не то было с подводами. Неуклюжим телегам, в каждую из которых было впряжено по две пары волов, проникнуть в чащу было невозможно. Впрочем, подводы тянулись еще далеко; их чуть-чуть было видно с того места, где стояли путники.

— Как же нам быть, княжич, — кивнул головою на свои возы Прастен, — ведь им тут, вижу я, не пройти.

Владимир задумался на мгновение.

— Вот что только знай, — сказал он, — Андрей не возьмет даров.

— Уж упрошу как-нибудь. Не хочу в долгу за сына оставаться.

— Твое дело. Тогда можно так. Отсюда до избы Андрея совсем недалеко.

— Чего ближе, — отозвался Зыбата, — рукой подать.

— Именно так. У тебя много людей-то при возах?

— Шестеро. Я их тоже старику подарю всех.

— Рабы?

— Да, трое печенегов, косог один да двое с Дуная.

— Так пусть они подводы оставят здесь, а груз пусть перенесут, благо недалеко, на руках.

— Верно, княжич, верно! Спасибо тебе! Так я и сделаю, как ты присоветовал.

— Известить их, батюшка, надобно.

— Подтянутся… А тебя, Улеб, попрошу я подождать.

— Хорошо, Прастен, дорога-то прямая?

— Прямо идите все, — сказал Владимир, — так и упретесь.

Улеб остался поджидать возы; остальные тронули коней и скоро скрылись в кустарниках.

Княжич Владимир был весел. Очень уже радовало юношу, что отец и ему удел дал. Ничем не хуже оказался он пред братьями, и даже его удел куда лучше, чем у них. Новгород в то время был богатейшим из городов Руси. Правда, новгородцы известны были своим буйным нравом, но Владимир уверен был, что его дядя Добрыня Малкович легко справится с буянами.

Владимир с восторгом говорил о Новгороде.

— Пойдем, Прастен, со мною! — звал он старого воина.

— Нет, княжич, я уже с отцом твоим останусь.

— Пойдем, говорю тебе, там Добрыня тебя первым поставит.

— Спасибо на ласковом слове, а все-таки с князем останусь.

— Вон и бабка говорила, что с отцом головы не сносить.

— Пусть так. Все-таки с князем Святославом жил, с ним и умру.

— Экий ты, Прастен, несговорчивый!

— Уж, княжич, какой есть! Стар — не меняться!

— Зыбату тогда отпусти.

— А это его дело. Хочет с тобой идти, пусть идет, держать не буду, он уже в разуме.

— Зыбата! Зыбата! — позвал Владимир.

Но юноша уже не слышал голоса Владимира. По его соображениям, совсем недалеко была изба Андрея, и он припустил вперед своего коня.

Им овладело нетерпение. К этому старику, о существовании которого так еще недавно Зыбата не имел никакого понятия, у него в сердце было больше привязанности, чем к отцу. Почему это было так, Зыбата не знал. Не обращая внимания, что при быстром беге коня ветви деревьев сильно похлестывали его, он мчался по тропе, пока не очутился на полянке. Избушка, старенькая, ветхая, стояла на прежнем месте. Кругом нее раскидывался лужок, поросший густой травой и роскошными полевыми цветами. Зеленой живой стеной стояли вокруг высокие деревья. Над лугом, пригретом лучами солнца, носились стрекозы, жужжа в тишине ясного летнего дня.