Александр Лавров - Варяги и Русь

Теперь друг его юности стоял перед ним, смотря на него своими ясными, лучистыми глазами, и доброе, хорошее чувство овладело душой князя.

— Вы, бояре, — обратился он к послам, — знаете: слова своего я назад не беру. Коли просите меня усердно, так я на ваши просьбы склоняюсь и пойду к вам в Новгород. А чтобы не было меж нами неприязни какой, так и нужно уговориться нам обо всем. Вот и поговорите вы с дядей Добрыней. Он в разговоре будет вместо меня перед вами, и как вы порешите, так и я утвержу.

— С Добрыней так с Добрыней! — согласился старший посол, — здрав будь, Малкович.

— И вы здравствуйте, — выступил Добрыня, — вот опять нам пришлось свидеться и дело делать.

— Тяжеленек ты, Добрынюшка, — отозвался тот же боярин.

— А уж каков есть, — усмехнулся тот, — а потому и тяжеленек я, что все-то ваши повадки да увертки знаю…

— Да пойдемте, други, под палубу, там я вас сладким вином франкским угощу, вот и потолкуем. А ты, князь, — обратился он к Владимиру, — велел бы к острову какому пристать да угостил бы на радостях народ твой, чтобы твое здоровье пили и веселились.

Владимир приказал Освальду пристать к острову, где они ночевали.

Скоро пустынный клочок земли наполнился народом. Варяги, норманны, новгородцы братались между собой. Много помогли этому бочонки с вином, выкаченные на остров пришельцами, и крепкий мед да брага, предусмотрительно захваченные с собой новгородцами.

Послы и Добрыня затворились в подпалубной каюте. Владимир же, как только расстался с ними, сейчас же остановил молодого воина.

— Зыбата! — сказал он, кладя ему руку на плечо, — или ты не узнал меня?

Молодой воин смотрел на князя блестевшим, радостным взором.

— Узнал, княже, как не узнать, — говорил он, — да подойти все боялся. Как примешь, не ведал.

— Что ты, Зыбата! Всегда я приму тебя как друга.

С этими словами Владимир протянул молодому воину сперва руку, а потом привлек его в свои объятия.

Они оставались на кормовой палубе одни. Все их ближние дружинники сошли на землю, только из-под палубной каюты доносилось гудение голосов переговаривавших о делах новгородских послов и Добрыни.

Князь опустился на скамью и усадил около себя Зыбату.

Радость встречи еще более оживила красивое лицо Владимира.

— Ну, говори же мне, рассказывай о себе, — повторял он Зыбате, — я все хочу знать.

— Нет, княже, — улыбнулся тот, — расскажи ты.

— Хорошо. Ты знаешь, презренный Ярополк убил Олега, и я тогда не отомстил за его смерть.

Зыбата с грустью на лице покачал головой.

— Нет, княже, Ярополк не убивал Олега, — сказал он.

Брови Владимира сдвинулись, по лицу скользнуло выражение мести и гнева.

— Он, Ярополк, убил нашего брата, — с особенным выражением произнес он, — ты мне будешь говорить о Свенельде? Так Олег вправе был убить его сына Люта, потому что Лют без позволения охотился на его землях. Свенельд что такое? Разве он князь, что осмелился поднять руку на князя? Но я бы и это забыл, если бы Ярополк отомстил за убийство Олега. Но он даже не наказал Свенельда. Так я отомщу им обоим… Я иду — горе Ярополку!

Зыбата тихо положил руку на плечо Владимира.

— Княже, вспомни, что нет ничего сладостнее прощения! — тихим, взволнованным голосом сказал он.

Владимир взглянул на него, и вдруг словно темная туча набежала на его лицо.

— Да я ведь и позабыл, — произнес он дрогнувшим голосом, — ты ведь христианин?

— Да, я христианин! — поспешил подтвердить Зыбата, — и отец мой Прастен — христианин, и старый печенег Темир — христианин. Все мы крестились во имя Господа Иисуса Христа, и старец Андрей — помнишь его? — был нашим крестным отцом. Но ты молчишь, Владимир, ты отвернулся и более не смотришь на меня. Что это значит? Чем я прогневил тебя? Скажи, князь, скажи.

Теперь лицо молодого князя отражало невыносимую тоску. Признание Зыбаты напомнило ему о клятве, данной арконскому жрецу, и вот он столкнулся с христианином, и в душе его не находилось достаточно силы, чтобы поступить, как он клялся, и уничтожить этого «врага Святовита».

— Ты молчишь, княже, — продолжал Зыбата, — вспомни же нашу веселую юность. Знаешь ли, я, как только оправился после болезни, по совету моего крестного отца Андрея оставил Киев и ушел за тобой в Новгород. Там я хотел послужить тебе, моему другу и князю, но когда я явился туда, тебя уже не было, ты ушел за море к варягам. Однако говорили, что ты вернешься. Я остался тебя ждать, и вот она, желанная встреча… Что с тобой, Владимир?

— Зыбата, Зыбата, — раздался чуть слышный шепот молодого князя, — уходи от меня, уходи, пока не поздно… Скройся, чтобы я никогда не видел тебя более… Чтобы я даже не слышал о тебе.

— Зачем? — изумился молодой воин.

— Нужно, нужно. Ты христианин, а я, пойми Зыбата, я дал клятву ненавидеть всех христиан…

Зыбата сперва отодвинулся от Владимира, потом медленно поднялся на ноги.

— Ты, княже, дал клятву ненавидеть всех христиан, — проговорил он, — за что же? Разве христиане причинили тебе какое-нибудь зло, которого ты им простить не можешь?

— Нет, нет, они мне ничего не сделали, — торопливо говорил Владимир, — но я дал клятву и исполню ее, да, исполню! Уходи же, приказываю тебе, уходи и не смей показываться мне на глаза!

— Жаль мне тебя, Владимир, — проговорил Зыбата, и его глаза увлажнились слезами, — языческая тьма скрыла твою душу, но я верю, что рассеется она, скоро рассеется, тогда великий свет истины осияет тебя, и ты возродишься к новой жизни.

— Уходи! — крикнул с бешенством князь, хватаясь за меч.

Зыбата не испугался, но раздавшийся в это мгновение говор голосов заставил Владимира забыть свой гнев.

Из кормовой каюты выходили Добрыня Малкович и новгородские послы. Лица их были красны и покрыты потом, все движения размашисты и суетливы. Владимир по довольному лицу своего дяди мог заключить, что переговоры закончились полным успехом.

Зыбата отошел в сторону. Тяжело было на душе молодого воина. Не такой встречи с любимым другом детства ждал он.

«Ох, не пришло еще время, — с тяжелою тоскою думал молодой Воин, — но верую я, что должно наступить оно, и тогда сокрушит мой князь языческих богов в стране своей!»

Владимир, заставив себя более не думать о Зыбате, слушал дядю и послов. Успех действительно превосходил всякие ожидания. Новгородцы всегда ревниво относились к своему величию, и им казалось унизительным для Господина Великого Новгорода то обстоятельство, что у Киева был свой природный князь, тогда как у них дела правления были сосредоточены в руках выборного посадника.

Ради того, чтобы снова получить себе князя, они пошли на всякие уступки. Князь должен только не касаться их прежних вольностей и уважать вече. За это Новгород принимал на себя полное содержание князя и всей его дружины. Условия эти были очень выгодны для Владимира, вовсе не намеревавшегося засиживаться в Новгороде, и он со своей стороны поспешил подтвердить все обещания, которые дал послам Малкович.