Александр Лавров - Варяги и Русь

— Ай, да витязь, ай, да молодец! — кричал народ, между тем как Торопка подтрунивал над кифарником, поднявшимся с земли и вытиравшим седьмой пот со лба.

— Впору тебе только с кифарой возиться, а не с добрыми молодцами биться, — говорил он, к общему смеху народа и князя. — Ступай на печь да пой про удаль молодецкую.

— Давай слегу! — яростно крикнул старик, и ратоборцы схватились за слеги; круг раздвинулся. Раздраженный упорством Извоя, он хотел докончить с ним одним ударом и, подняв свою слегу обеими руками, покрутил ею несколько раз над головою и выпустил ее из рук в голову Извоя, но тот отскочил в сторону, присел к земле, и в то время, когда оглобля пролетела мимо, он прыгнул к кифарнику и одним ударом кулака сбил его с ног.

Снова раздался одобрительный крик.

— Слава тебе, Извой! — закричал Тороп. — На вот лучиночку, подай своему противнику, авось он научится драться в люльке у матери.

Но Извой не хотел тешиться над побежденным. Он стоял напротив него в ожидании, когда тот вздумает еще помериться с ним силами. Однако Владимиру стало жалко старика, который, видимо, утомился. Князь приказал кончить бой.

— Полно, богатыри, — ласково сказал он, — чай приустали ваши руки и ноги… Ну, спасибо, Извоюшка, потешил ты меня своею удалью, победил сильного противника. Вот тебе за это награда от меня. — Владимир надел на шею Извоя золотую гривну. — Ну, а ты, богатырь, не взыщи. И впрямь лучше тебе кифару взять да тешить честной народ… Поди, уж годы не те, чтоб ходить на бой…

— Было время, другого бойца не было, о том знал и твой отец… Стар стал, признаться, да ништо еще, когда надо будет, постою за себя.

— А, ты служил у моего отца?…

— Нет, князь, не служивал, а, было дело, мерился и с ним силами.

— Э, да ты и в самом деле богатырь, коль мерился силами с ним… Ну, исполать ко мне в дружинники: честь и почет тебе…

— Нет, князь, теперь стар стал, и впрямь пора на печи полежать.

Он хотел уйти, да Извой удержал его.

— Ну, помиримся, — сказал Извой, подходя к своему противнику. — Мы ведь только тешились да тешили Красное Солнышко, а злобы питать нам не за что. Только знай наперед, что я силен, а есть сила большая над нами, и кто верует в нее, тот всегда побеждает.

— Не след тебе говорит мне таких речей… Не знаешь, кому говоришь их.

Богатыри обнялись.

— Ну, пойдемте теперь, — сказал князь, — хороводы водить да красных девок выбирать, свои ножки разминать… Тороп, зови девок красных, собирай пригожих, становись в круг да вели тешить нас песнями.

Вскоре раздались песни молодиц и девушек, начавших водить хоровод.

Владимир сел на поставленном для него на крыльце седалище; Вышата, Извой и многие другие старейшины и дружинники окружили его. Между тем кифарник что-то шепнул одному княжескому отроку, который удивленно посмотрел на него.

— Негоже служить тебе рабыничу, когда ты сам князь, — шепнул он ему и исчез в толпе.

Вечер был прекрасный. Все продолжали веселиться и пировать. Время от времени Тороп тешил князя своими прибаутками, заставляя смеяться всю его свиту.

Но вот пришли девушки и, ставши вокруг князя, начали величать его. Князь слушал и любовался красными девушками.

Вдруг взгляд его упал на одну из них; глаза его разгорелись.

— Вышата! — позвал Владимир, — чья она!

— Оксана, дочка лесного сторожа Ерохи, князь, — отвечал Вышата.

— Хороша, дюже хороша, — сказал он.

Он подошел к молодой девушке и заглянул ей прямо в глаза, отчего та потупилась и покраснела.

— Пойдемте пир доканчивать! — обратился князь к окружавшим его. — Спасибо, девушки, спасибо, красные, что потешили меня.

Владимир вернулся в палаты; все последовали за ним и расселись по своим местам: снова заходила чара зелена вина кругом стола, снова все заговорили и веселье продолжалось своим чередом, но князь заметно загрустил.

Поздним вечером закончился пир, гости, охмелев от вина и меду, посдвинулись под столы и спали где кто упал, только Извой, Вышата и отрок Руслав были бодры и отвели князя в опочивальню, в которой и уложили его на мягких пуховиках. Но не спалось князю.

Извой, оставив Вышату при князе, ехал по крутому берегу Днепра. Он вдруг заметил чью-то промелькнувшую тень, которая проскользнула между двумя ивами, склонившимися над Днепром, освещенными бледными лучами выкатившейся из-за облаков луны. Он хотел было остановиться и посмотреть, но до его слуха донеслась песня, послышавшаяся со стороны холма; он повернул коня и направился туда, откуда неслись звуки.

Наконец он доехал до Витичева холма, где тропинка поворачивала к избушке Ерохи, и остановился, чтобы не нарушить пения девушки.

Грустно раздавался ее голос среди ночной тишины. Извой стоял, затаив дыхание, но вот песня смолкла, девушка опустила свою голову на колени и вдруг зарыдала. Извой хотел уже отозваться, как вдруг молодая девушка быстро поднялась и хотела уйти, но едва она повернулась лицом к Извою, как вскрикнула и обомлела: она хотела бежать, но не могла двинуться с места.

— Ведь это я, Светланушка, — тихо сказал Извой, — я, Извой, которого ты ждала. Я твой, и ты моя доля. Я стану смотреть в твои голубые оченьки, целовать твое красное личико, расплетать и заплетать твою русую косыньку.

— Помнишь, как, уезжая от Ярополка, я сказал тебе, что вернусь, моя ласточка, и вернулся…

— Да благословят тебя боги! — прошептала Светлана, — и покровительствует Перун.

— Тсс!.. Не призывай этих имен!.. — воскликнул Извой. — Нет Бога, кроме Бога, Который на небеси, Которого я познал и научу тебя познавать. Это не боги, а идолы. Один Бог, что создал солнце, луну, звезды, это истинный Бог, а ваши истуканы еще ничего не создали сами, напротив, их создали человеческие руки;

Девушка отшатнулась, не понимая слов своего возлюбленного.

— Что ты молвишь? — спросила она.

— Ты удивляешься, Светлана?.. То, что я узнал, совсем преобразило меня. Помнишь, уезжая в Новгород, я клялся Перуном и твоею любовью отомстить Свенельду и Ярополку за позор твоей сестры Светозоры. И отомстил бы по-своему, но месть, как я узнал по дороге у одного благочестивого старца, — великий грех: один Бог может наказывать человека!.. О, если бы ты знала, моя горлинка, каким хорошим словам научил меня этот старик, как отрадно подействовали они на мою душу!.. Теперь я каждый день повторяю их, вставая и ложась. Уверуй и ты, моя касаточка, и ты увидишь, что любовь наша удвоится… Ты слышала когда-нибудь о христианах?

— Да, слыхала, — тихо ответила Светлана, — это те, что поклоняются солнцу.

— Нет, они поклоняются не солнцу, а Тому, Кто выше этого солнца, Кто создал его, каждую былиночку, каждый цветок, Который создал и нас, хоть мы и не веровали в Него, и это христианский Бог.