Лина ТриЭС - Третья истина

Света опять не было. Жалкие керосиновые лампы коптили и выглядели абсолютно сиротливо в огромном холодном зале. Вечера пропадали: ни учиться, ни читать. Выходить на улицу тоже было нельзя: город — на военном положении.

Преподаватели требовали в «темные» часы обязательного совместного пребывания малышей, средних и старших. Иногда учителя что-то рассказывали ребятам, иногда ребята разговаривали сами, обсуждая насущные вопросы коммунской жизни. Сегодня обсуждали особый вопрос, и поэтому было особенно оживленно. Даже не замечали темноты и холода. А к недоеданию уже как-то притерпелись: даже они, которых обычно старались, сколько возможно, подкармливать, давно уже не видели ничего кроме жидкого рыбного супа и скудной каши из дробленой крупы. Вопрос заключался в том, что их Коммуне, которая считалась образцовой, городской совет предложил помочь в ремонте большого здания по соседству, и содействовать созданию там еще одной такой же коммуны. Сашу очень захватила эта идея. Она представляла, как они будут рассказывать, показывать, объяснять…

Издалека прогудел гудок завода, возвещающий начало ночной смены.

— Двенадцать? Почему же ребята не спят? Колкер, Любезный, Мацко, — плохо выполняете обязанности свои! — дежурный воспитатель повысил голос, чтоб перекрыть шум.

— Завтра, — задумчиво сказал Фима Колкер, ероша мелкокучерявые черные волосы, — с ребятами будет проведена беседа о том, что по ночам надо спать, а не митинговать. Но поскольку мы сегодня такой беседы не проводили, мы не имеем морального права требовать от неохваченных пропагандой масс своевременного укладывания.

— Ты просто какой-то казуист, Колкер, — с оттенком восхищения отметил воспитатель, уже несколько оперившийся молодой историк.

— А это что, Антон Игнатьевич, за слово такое? Не объясняйте, не надо мне! Только успокойте, скажите, что это не ругательство, дошедшее из вашего любимого Древнего мира.

— Нет, нет, — невольно расплылся в улыбке историк. — Вам неоткуда, да и не к чему знать этот термин, Колкер, он, скорее, из области юриспруденции, чем из истории… Вы мне лучше вот что скажите, Фима: что делали в сегодняшний день дежурные по часам? Почему нет боя?

— Скорее всего, что салажки забыли завести их. Однако можно допустить и другое: — механизм часов попросту сыграл в ящик. При таком положении дел, Антон Игнатьевич, ругать малышню не за что. — Фима сохранял отменное спокойствие. И даже его выпуклые серые глаза не смеялись. — Семиков и Пустыгин, дети мои, скажите Антону Игнатьичу, что забыли завести, пока я не ушел. Без меня вам будет давать по шее ни кто иной, как сам Люпус. Дети мои, это очень стря-я- я-яшно. — Фимка выкатил на младших глаза.

— Да, не трезвонь, Фимка! — ощерился и впрямь показал острые зубы Люпус. — Вот уж что не мешает мне раздавать затрещины, так это твоя дохлая фигура.

— Степочка, я же моральный укор! Ты взгляни в мои глаза — они же полны страха за то, что ты окончательно одержимордишься!

— Сколько я тебя, Фимка, вразумлял: имеешь замечание — на Совете скажи.

Тем временем, обиженные недоверием, семилетки Семиков и Пустыгин смотались наперегонки к часам и примчались назад потрясенные:

— Там пусто! Там пусто! Нет ничего! Антон Игнатьич! Там нет ничего! Фима, пусто! Люпус, пусто там! — пищал Семиков. Пустыгин отталкивал его: «постой, я скажу!» — и повторял баском то же самое слово в слово.

— Часы увели, что ли? — не понял Степка.

Саша придержала Семикова за плечо:

— А ну-ка, считай до десяти и дыши ровно. Посчитал? Теперь, отвечай, где пусто?

— В часах! В часах!

— Стоп! Поняла. Еще скажи, маятника нет, или всего механизма?

— Всего! Всего!

— Чудеса, какие-то, — поразился Антон Игнатьевич. — Как же они работали раньше? Кому понадобилось? И как? Ведь ключи у Пустыгина! У тебя? Проверь-ка! Зачем же вор футляр-то оставил?

— Вот, вот, вот, вот — посмотрите! — Пустыгин разжал кулачок. — Вот он — ключ!

Обсуждая бурно это происшествие, и не найдя ему какого-либо объяснения, ребята стали разбредаться по спальням.

Было темно. Трудно идти без света по коридорам, но Саша была обеспечена освещением на весь длинный путь. Колкер с фонарем пошел проводить Юлю и вместе с ней — Сашу. Саша давно заметила, что Фима теряется в Юлином присутствии, но неуклонно ищет повода потеряться, не отлипая от нее. Ему то срочно была необходима какая-то книга, то справка о чем-нибудь, то еще что-то, причем обставлялось все так, будто он собирался подойти с этим делом к любому в школе и лишь по случайности начал свой опрос с Громовой. Сначала Саша старалась улизнуть в таких случаях, но как-то раз Фима поймал ее на перемене и отвел в сторону:

— Санька, у меня к тебе громаднейшая просьба. Я, разумеется, никаких старорежимных влюбленностей не приемлю и даже презираю. Тем более, в наше героическое время войны с мировой буржуазией и конкретно с Юденичем, который прет на Питер. Однако какое-то несообразное отношение к Громовой у меня, надо признать, наблюдается, в том смысле, что я при ней впадаю в ступор и выступаю в невыгодной роли пня. Поэтому необходимо, чтоб ты при нашем общении присутствовала. Ты меня вдохновляешь на юмор, который, как известно, сражает наповал.

— Я что, смешной тебе кажусь?

— Вот чем ты не кажешься, так это смешной! Просто третье лицо — и лицо к тому же такое архистрогое и глазастое — снимает напряжение. Получается некая связь — я, вследствие твоего присутствия, совсем свободно говорю — и нравлюсь Юле. Ну, то есть в смысле, вызываю у нее одобрение, как личность.

— Ты меня удивляешь, Фима. По-моему, любым друзьям, — Саша посчитала такое определение наиболее подходящим, — есть, что сказать друг другу с глазу на глаз. Но, как хочешь.

С тех самых пор Саша, Юля и заместитель председателя совета по пролетарскому сознанию составляли верную тройку. Но на Сашин взгляд, ее присутствие Фиму не выручало. Он выпадал из бессловесности лишь для того, чтоб начать нести чепуху.

— Ну, что, факельщик, что ты безмолвствуешь? Вот скажи, так и будем без часов сидеть? — Саша подала Фиме «корягу» для зацепки. Ведь так и промолчит, бедняга, все время!

— Мне попадались в школе и другие часы, — уныло блеснул Фима.

Юля не согласилась:

— Неужели ты не понимаешь? Гостиные часы были особые.

— Но нам не придется делать песочные часы или узнавать время по солнцу. Спасибо, Ефим, обнадежил, или ты что-то другое имел в виду? — подстегнула Саша.

— Не иди так быстро с лампой, Колкер, — массы же за тобой, не отрывайся! — рявкнул голос сзади.

— Люпус! Ну, где ты, Люпус! Разгони эти чертовы массы спать! Что они тут среди ночи маршировку устроили? Я им что — светляк? — завопил Фима, хватаясь за возможность передохнуть на мгновение от необходимости кружить остроумием голову Юле.