Бернар Клавель - Свет озера

Его спутники еще спали, но ему не терпелось выйти и все увидеть. Он потихоньку отодвинул полог и выпрыгнул из повозки.

Заря была здесь, совсем такая, какую он видел в мечтах, но увидеть въявь не надеялся. Она устремлялась ему навстречу, ясная, сверкающая, несущая радость.

Первый взгляд Бизонтен бросил на озеро, но завеса тополей и ряды колючего кустарника, сплошь усеянного грачиными гнездами, закрывали от него горизонт. Никто из его спутников еще не проснулся, и Бизонтен радостно упивался своим одиночеством. Он шел вдоль реки, убегавшей куда-то вдаль меж заледеневших берегов, река даже вроде бы осунулась. Он зацепил плечом колючки, и на землю с треском разгорающегося костра посыпались пласты смерзшегося инея. Звонко звенела земля промерзшей листвой. Она трещала, стонала, пела под ногой человека. Бизонтен продрался сквозь заросли лозняка, камыша и колючек и очутился наконец на длинной береговой полоске, по которой медленно ползли солнечные лучи, и все кругом искрилось.

У Бизонтена на миг перехватило дыхание. Что-то внутри словно сжалось в комок, потом медленно отпустило, но он успел шепнуть:

— Бог ты мой, редко я видел тебя таким красавцем!

Он зашагал по песку, покрытому замерзшей тиной. Остановился у кромки пошедшего трещинами, тронутого изморозью, пупыристого льда — видно, полдневное солнце и вода поработали над ним на славу. Под этой ледяной коркой, то отливавшей снежной белизной, то почти прозрачной, умирали волны. И оттуда не переставая шел хрустальный звон, лишь изредка заглушаемый криком чайки. На одно мгновение при виде этого ледяного зеркала, кое-где прочерченного полоской ила, Бизонтену вдруг представилось окаменевшее лицо Мане. Но он тут же прогнал это видение.

Вокруг по-прежнему стоял туман, пронизанный светом. Нежно-соломенные оттенки примешивались к серым, а за ними уже угадывались Савойские Альпы, Бизонтен ждал. Он-то помнил, когда между тенью и светом завязывается последняя битва. Ему хотелось разом охватить взглядом все окрест. И то, что лежало перед ним — полые голубоватые колодцы, где в глубине просверкивал порой снег и лиловато-розовая земля; и то, что вставало справа, где сбивался в кучу туман и, казалось, плыл прямо на него; и то, что открывалось слева, где все сверкало, дымилось, стремясь удержать при себе тепло еще невидимого отсюда, но уже дающего знать о своем присутствии солнца. Вдруг самая сердцевина пламени как бы взорвалась, и длинные огненные языки, лизнув берег, коснулись ног Бизонтена. По спине его прошла дрожь, пронзившая затем все тело. Только огромным усилием воли он подавил нестерпимое желание громко закричать. А внутри его чей-то голос, совсем не его, какой-то чужой, приглушенный голос все же вырвался наружу взволнованным выдохом:

«Бог ты мой, никогда я не видел тебя таким красавцем… никогда… никогда…»

Он оцепенел. Обшлагом рукава вытер слезу, проворчав:

— Что же это такое, теперь уже свет мне глаза режет?

И тут же снова поднял взгляд, завороженный этой феерией, разыгравшейся лишь для него одного, этим дивом, как бы явившимся сюда из какой-то иной вселенной. Весь этот свет и все эти тени, перемешавшись в одно, ходили кругами, и чудилось, будто от озера идет пар, как от кастрюли с супом, стоящей на сильном огне, и языки этого огня разгорались повсюду. Вихрь уже и впрямь не налетал больше с севера, что-то приглушенно напевал легкий предутренний ветерок. Он месил этот пар, гнал его прочь отсюда, иной раз прибивал к берегу. Внезапно эту дымку, эту завесу будто разодрало, кружевные ее края заиграли золотом и серебром, а бездонные провалы залиловели и заголубели. И в глубине самого разверстого и самого широкого из этих провалов явилась гора, вся белая, вся розоватая, вся в зазубринах на манер острого рыбьего хребта, колючего, как излом гранита. Совсем далекая гора, но она, покорная игре света, казалась чуть ли не рядом, и хотелось коснуться ее ладонью.

В это мгновение Бизонтен вспомнил об Ортанс. Он-то знал, что и ей по душе такие вот минуты. Он решил было уже отправиться за ней, но его устрашила возможность встречи с остальными своими спутниками. Раз уж тех, что покинули Лявьейлуа, раз их не может тронуть вся эта краса, то чего же тогда ждать от Сора и его приспешников? К тому же Бизонтену хотелось сполна насладиться каждой дарованной ему минутой, даже крохи ее он не желал потерять.

Сейчас ветерок пригоршнями швырял тени и свет. На миг он совсем закрыл гору, но лишь затем, чтобы снова открыть ее еще шире, и снова закрыл, прежде чем взмыть вверх между водой и облачками. Потом он стремительно взлетел ввысь, и все озеро словно разом охватило огнем.

Бизонтен невольно зажмурился. Когда он поднял веки, все вокруг превратилось в широко разлившееся веселое пожарище. Вода трепетала, трепетало также и небо, где рассыпались на тысячи осколков прозрачные облачка, словно превратившиеся в звездную пыль.

Подмастерье вздрогнул. Под чьей-то ногой затрещал смерзшийся камыш, кто-то зацепил камень, и он с грохотом покатился вниз. Бизонтен обернулся.

Туман медленно обволакивал лужайку. Бизонтен разглядел человеческие фигуры, двигавшиеся к нему. Он даже лица различал, и первым различил лицо Ортанс.

Люди эти шагали медленно, околдованные светом. Все они были здесь, они продвигались, как войско, одним строем, некая сила неспешно толкала их вперед. Никто, казалось, и не заметил Бизонтена, не в силах отвести взгляд от бескрайнего озера и величавых Альп, где продолжалась битва разгоравшегося дня с обрывками ночной мглы, еще цеплявшейся за сиреневатые долины, все взоры были устремлены туда, вдаль, где должны были бы уже истаять потрескавшиеся снеговые пласты, где вершины, казалось, высились совсем рядом с этим огнем, подымающимся из вод, дабы затмить небо.

Всех сковало великое волнение, и наступила долгая минута молчания, когда смолкают даже крики чаек.

Долгая минута, когда дышало одно лишь озеро, и эта баюкающая песнь счастья все ширилась и наконец коснулась солнечным своим боком кружевеющего льда реки.

Бизонтен предоставил своим спутникам заниматься стряпней и лошадьми. Сам он зашагал по длинной аллее, где частенько прохаживался в прежние времена летними вечерами, дыша свежим воздухом, болтая со своими товарищами по работе. Это светозарное пробуждение озера влило в его сердце прекрасный пламень надежды. Он быстро дошел до городских ворот, возле которых торчал вооруженный аркебузом и шпагой страж, привалившийся к крепостной стене. Шляпа сползла ему на нос, воротник толстого красного кафтана он поднял до ушей и, казалось, дремал. Бизонтен сразу сообразил, что ему не составит особого труда войти в город и что никто ему никаких вопросов задавать не станет. Он откинул капюшон плаща, заложил руки за помочи и засвистел. Подойдя поближе к стражу, он бросил ему на местном наречье: