Сергей Жигалов - Дар над бездной отчаяния

Вдруг почудились дальние клики. Спиридон Иванович натянул вожжи. Жеребец встал. Зарубин запрокинул голову. Высоко над лугом в белом небе кружила огромная стая журавлей. Печальные птичьи клики тревожили душу. «…Грешник я окаянный, клейма ставить негде, а Господь ниспосылает мне эту природную благодать». Слёзы умиления текли по жирным его щекам.

Слухи в разы множили число погибших в катастрофе царского поезда. [16]В церквях Самары звенели колокола и служили молебны по случаю чудесного избавления государя и его домочадцев. Архиерей Серафим после одного из таких молебнов едва добрёл до кабинета, не разоблачаясь, прилёг на диван. По утренней договорённости к нему должен был заехать сам губернатор. Второй день владыку терзали жуткие головные боли. Вместе с болью притекали невесёлые розмыслы. В монашеской юности жаждал подвига – послужить Господу душой и телом, как служил ему некогда любимый святой Сергий Радонежский. Представлял для себя три пути монаха, по которым идти: в церковь, в келью и на погост.

С каким душевным трепетом в утренних молитвах рёк: «Спаси, Господи, и помилуй по множеству щедрот Твоих вся священноиноки, иноки же и инокини, и вся в девстве же и благоговении и постничестве живущия в монастырях, в пустынях, в пещерах, горах, столпех, затворех, разселинах каменных, островех же морских…».

Но вместо «столпех, затворех и разселин каменных» двадцать один год уж на посту епископа в Самарской губернии. Погряз в косности, разборе тяжб и сутяжничества лукавых пастырей. Усовещивал, мирил настоятелей с дьячками. Строжился, лишал приходов за блуд и пьянобесие. Водил дружбу с губернаторами, заводчиками, купцами. Церкви на пожертвования строил. Но всё менее чувствовал он горение в вере не только прихожан, но и самих служителей церкви, да и сам, правду сказать, окаменевал сердцем. Не управился запить таблетки, как под окнами дома в тихом переулке затопотали копыта, затпрукал кучер.

Просвещённый консерватор, как называли губернатора за глаза за его нетерпимость к новым либеральным веяниям, взошёл в покои, попросил благословить. Склонив гладко зачёсанную голову с глубокими лобными залысинами, приложился к руке владыки губами, щекотнув ее пушистыми бакенбардами:

– Ну какой приговор по трещинам?

– Заключили, Александр Дмитриевич, что трещины вызваны усадкой грунта и опасности не представляют.

– У меня прямо гора с плеч свалилась, – ска зал архиерей.

Речь шла о трещинах, появившихся вдруг в стенах строящегося Воскресенского собора. Их только что исследовала комиссия местных и московских архитекторов.

Служка принёс чай, закуски. Сели за стол, помолчали. Зоркий внутренним зрением епископ видел, что губернатор в частых встречах и беседах с ним хочет обрести душевные укрепы, согреться душой. И с горечью понимал, что не может дать искомое.

– Объезжал я, владыка, училища, – прервал тот молчание, – мало в них воздуха православного, всё больше революционные брожения витают. Либерализм, нигилизм, анархизм. Отравой дышат. Не вырастут из них верные помощники государю, не вырастут.

– На прошлой неделе ездил я, Александр Дмитриевич, в Кинельский приход. По дороге назад вышел из коляски промяться. Кучер с лошадьми вперёд укатил. Иду степью. Птицы божьи поют, тихо так, а на душе неспокойно. Лёг в ковыль, приник ухом, слышу: идёт гул, вроде как сама земля стонет.

– Отчего же, владыка, стон этот?

– Боюсь и выговорить, Александр Дмитриевич. Всё на него указывает.

– Неужто антихрист? В голосе губернатора Серафиму почудилась скрытая усмешка. Кольнула, но он виду не подал, сказал ровным голосом:

– Сатана уже посылал его в мир, беззаконного вершителя судеб Вселенной, но тогда сроков ему не вышло.

– Это кого же Вы имеете в виду?

– Знаете его имя, Александр Дмитриевич, преотлично. Наплюйон, как называл его один знакомый старик-крестьянин, участник той войны.

– Полноте, владыка. Не много ли чести? Честолюбивый корсиканец, выскочка. Какой из него антихрист?

– Не скажите. Святейший синод, – Серафим сделал паузу, – глава нашей российской церкви в послании по случаю вступления его в пределы России не ради метафоры именовал Наполеона антихристом. В семинаристской своей юности я крепко интересовался историей, как Вы сказали, корсиканского выскочки. Его современники в вос поминаниях утверждали, что он непрестанно ос меивал все народы и религии. Был виртуозом в умении обольщать, лгать, соблазнять, запугивать, предавать. «Всякие законы нравственности и при личия писаны не для меня. Такой человек, как я, плюёт на жизнь миллионов людей», – говорил он своим приближённым.

Один из его генералов, Вандам, в своих записках заявлял: «Наполеон – это дьявол в образе человека. Он имеет надо мной какое-то обаяние, в котором не могу дать себе отчёта…». И таким характеристикам из уст его приближенных несть числа, – архиерей досадливо смахнул на пол запрыгнувшего на колени кота. Вгляделся в лицо губернатора и, уловив недоверие, продолжил с жаром:

– Святые отцы церкви – Иоанн Златоустов, Ипполит Римский, Ефим Сирин, Андрей Кесарийский, Ириней Леонский – оставили нам в своих трудах описания антихриста. Так вот все черты, о которых они уведомляли, узнаваемы в Наполеоне.

– Так почему же он тогда не стал всемирным царём и лжемессией?

– Да потому, Александр Дмитриевич, что на пути его встала православная и самодержавная Россия, возглавленная благословенным государем Александром.

Подвижники церкви во главе с Серафимом Саровским.

– Вы говорите, владыка, а я мысленно прикладываю характеристики антихриста к нашим народовольцам, эсерам и прочим либералам. Тоже ведь наплюйоны мценского уезда, – заговорил губернатор. Теперь чувствовалось, что он проникся сказанным. – С Наполеоном было яснее – это был враг. Ему противостояла вся Россия. Армия, народ. А против нынешнего тысячеглавого и тысячерукого антихриста армия, полиция бессильны. Кто противостанет?

Архиерей низко поник белой головой, долго молчал:

– Горе нам, грешным. Не за Христом идём. При думали себе своего Христа под греховные слабости и этого придуманного за собой на верёвочке ведём.

Раньше православие, церковь являли собой краеугольный камень русской государственности. Сегодня же церковь рассматривается всего лишь как «департамент по улучшению нравов народа».

– Хотите сказать, сатана правит балом? – при этих словах губернатору почудилось: под столом кто-то мягко обхватил его за ногу, он вздрогнул. Серебро звякнуло о чашку. На кресло к владыке опять запрыгнул здоровенный дымчатый кот.

В который раз губернатор почувствовал на себе тихий всепонимающий и прощающий взгляд. Ему сделалось неловко за вопрос, которым он как бы уязвил хозяина кабинета.