Сергей Жигалов - Дар над бездной отчаяния

– Всё поджило уже. Садитесь, Мария Николаевна. – Делая набросок, Григорий вскидывал голову всякий раз при виде красивого чистого лица, и сердце окатывала тихая радость.

Спустя полчаса в коридоре дробно простучали каблучки, и звонкий девчоночий голос крикнул: «Машка, ты где? У тебя моя брошь?».

Мария Николаевна приложила палец к губам. Григорий поднял и тут же опустил голову. Его строго-настрого наставляли к наследнику и великим княжнам обращаться по имени-отчеству. И вдруг «Машка». Тем временем дверь приоткрылась – заглянула младшая из великих княжон.

– Вот ты где затаилась, – нисколько не смущаясь, Анастасия подошла к столику, заглянула в рисунок:

– О-о, дядя Гриша, вы так точно нарисовали марьины блюдца. В них уже утонул один офицер со «Штандарта» [42].

– Анастасия, твоя брошь у Татьяны. Ты мешаешь дяде Грише рисовать.

– Можно подумать, я тебе надела на голову мешок, – Анастасия пригнулась, заглядывая в лицо Григорию. – Дядя Гриша, нарисуйте ей за спиной крылья. Она у нас так великодушна. Папа шутит, что у неё за спиной вырастут крылья, как у ангела.

– Швибз [43], перестань. Ты мешаешь.

…Во дворце поветрие. Наследник, великие княжны, Глеб Боткин [44], поварёнок Никонков – все рисуют зубами. Выходит смешно. Лучше всех получается у Марии Николаевны и Глеба. Цесаревич перепортил большую стопу бумаги. Его восхищение Григорием безмерно. До того, как сам не взял карандаш в зубы, он не представлял, как это трудно. У наследника пропадает дар речи, когда у него на глазах Григорий удочкой вытягивает из пруда здоровенного карпа. Алексей бросается к прыгающей у воды рыбине. Матрос Деревенько тут как тут. Не дай Бог, наследник уколется крючком. Подержав рыбину в руках, Алексей выпускает карпа в пруд.

Как-то в разговоре с великими княжнами Григорий обмолвился, что умеет хлопать кнутом. Об этом узнал Алексей. На другой день, не дождавшись сеанса, прибежал к Григорию в комнаты с выпрошенным у кучеров на конюшне кнутом: «На, хлопни!». Всюду поспевающий за ним Деревенько косится на Григория, он явно недоволен.

– Хлопни, дядь Гришь. Хоть один разок, пожалуйста.

– Алексей Николаевич, отойдите подальше от греха, – просит матрос.

Громкий хлопок привёл наследника в восторг.

– Слышали, – закричал он на весь парк. – Громче, чем папа из ружья. Я тоже хочу. Научи меня, – повернулся он к матросу.

– Не умею, Алексей Николаевич, – поспешно ответил Деревенько. Поглядел с укором на Григория: «Без рук, без ног. Неймётся ему. А ну как, не дай Бог, цесаревич себе глаз выстегнет кнутом… Тогда бежать к пруду и топиться…».

– Он без рук и умеет, а ты с руками и не умеешь, – недоволен цесаревич. Он теперь не убегает с сеансов рисования. Рассказывает Григорию, как накануне ездили в Петергоф на автомобиле. На ходу сорвало крышу и разбило лобовое стекло. Наследник подвижен, ласков, много хохочет. Но моментами Григорий замечает, как лицо наследника будто омывает тень страдания. И эту тень он, сам того не желая, перенёс на портрет. Однажды, оставшись вдвоём, Алексей подошёл к Григорию и, сияя глазами, сказал:

– Дядя Гриша, я люблю тебя всем сердцем…

«Он станет великим государем, – думал Григорий вечером, вглядываясь в его лицо на листе бумаги. – Добр, щедр, великодушен… У него острый и глубокий ум и золотое сердце. Он любит Бога» [45]. «Но откуда на его лице этот почти невидимый огненный знак страдания? – размышлял Григорий. – Родители исполняют любое его желание. Он болен, и цирковая труппа даёт представление у его кровати. Пожелал увидеть слона, и сиамский принц дарит ему белого учёного слона… Будто император и императрица стараются загладить какую-то большую вину перед сыном… А этот ни на шаг не отходящий от него матрос?.. Во всём какая-то тайна…».

…За две недели работы у Григория скопилось множество набросков всех членов царской семьи. Во время сеансов великие княжны рассказывали друг про друга. Расспрашивали его о селе, о доме. Его несказанно удивило то, что младшие сестры донашивают платья за старшими. Спят на жёстких кроватях, умываются холодной водой. Вечерами он продолжал работать над картиной, выполняя портреты на общем полотне красками. Он решил нарисовать сперва детей, а потом императрицу и государя.

И вот уже с полотна глядит ясными, голубыми, похожими на отцовские, глазами Ольга Николаевна. У неё нежный овал лица, немного коротковатый нос. Но она стройна, высока ростом. Прекрасно скачет верхом. Очень музыкальна. Может по памяти сыграть любое услышанное музыкальное произведение. Сёстры рассказывали Григорию по секрету, как в Ливадии Ольга на прогулке встретила мальчика на костылях. Узнала, что родители его бедны и не могут оплачивать дорогое лечение в санатории. Тогда она с разрешения матери стала откладывать деньги, выдаваемые ей на личные расходы, чтобы платить за лечение мальчика. При дворе ходили слухи, что до рождения Алексея у государя был замысел венчать её на царство. Ольга – единственная из дочерей, кого отец берёт с собой на прогулки… Рядом со старшей сестрой на картине изображена Татьяна Николаевна. Григорий долго вглядывается в её лицо: «Глаза? Они у неё светло-карие, а здесь тёмные. Надо высветлить. Каштановые волосы оттеняют мраморный цвет лица. Она истинная красавица».

Григорий не раз замечал её готовность жертвовать своими интересами ради других. При встречах с ним она всегда спрашивала, чем его кормили. Не кончаются ли у него краски. Если кто-то из сестёр не мог прийти на сеанс позирования, она откладывала свои дела и позировала. Григорий замечал, что Татьяна Николаевна одевается красивее всех и любит наряды. Её забота и бескорыстие, желание помочь, услужить сделали её любимицей не только обоих родителей, но и придворных, слуг. И Григорий изо всех сил старался в красках запечатлеть в лице отсвет её ангельской души. Но с самой большой радостью он выписывал лицо великой княжны Марии Николаевны. Она безмерно добра. В детстве сёстры называли её «гадким утёнком», но с возрастом она превратилась в белого лебедя. Как-то в разговоре призналась Григорию, что хотела бы иметь много-много детей. И что она их безмерно любит. Из своих небольших карманных денег она всегда выкраивала на подарки детям. Григорий удивлялся, замечая, что она поимённо знает всех казаков охраны и матросов с яхты «Штандарт».

Долго Григорий бился над портретом Анастасии. У нее, как и у матери, были правильные и тонкие черты лица. Их Григорий прописал уверенно и точно. Так же легко прорисовал тёмные, почти сросшиеся на переносье брови. Но при всей точности изображения лицо оставалось лишённым огня. В жизни же Анастасия проказница, самая смешливая и остроумная. Она, пожалуй, была единственной из сестёр, кто не испытывал робости ни перед кем. Чувствовала себя в своей тарелке при любых обстоятельствах. В любой ситуации умела увидеть смешное. Можно, конечно, было изобразить на её лице улыбку, но Григорий по такому пути не пошёл. Он бился над изображением младшей из сестёр, пока не затенил краешек верхней губы, получилось, будто она её чуть прикусила в смешливом раздумье. И сразу лицо ожило. В глазах засверкали искорки. Труднее же всех ему давался портрет цесаревича.