Гарольд Лэмб - Феодора. Циркачка на троне

Среди людей ты прослывёшь разрушителем Рима. Решай, кем ты хочешь быть».

Тотила был не только проницателен, но и тщеславен. Чем больше он размышлял над письмом Белизария, тем больше недоумевал, кому, кроме себя, он навредит, разрушив Рим. Его терзала нерешительность, и он решил положить ей конец. Прекратив разрушение города, Тотила покинул Рим, чтобы продолжать войну за его пределами. Не успел он добраться до севера страны, как услышал, что Белизарий уже в Риме заваливает камнями бреши в стенах. Разгневанный гот немедленно повернул назад, намереваясь навалиться на разрушенные ворота и пробоины. Он был уверен, что среди развалин поймает хитрого римлянина, выманившего его к морю.

Денно и нощно готы набрасывались на баррикады из камней и досок под градом стрел. Разрушенные каменные стены сыпались на них, пламя жгло, а стрелы жалили воинов, дощатые перекрытия проваливались под ногами. Готы откатывали назад и снова атаковали, стремясь сровнять с землёй проклятые стены.

Через год после этого Юстиниан наградил своего командующего, вернувшего ему Рим цезарей. С его кораблей сошли маленькие колонны подкрепления: три сотни герулов, набранных Нарсесом, под командой всегда пьяного вождя, восемь сотен армянских крестьян с гор Кавказа и тысяча ветеранов старого полка. Выйдя за Аппиевы ворота встретить своих товарищей, Белизарий понял, что Юстиниан и Феодора отправили ему всё, что смогли найти. После эпидемии чумы в 546 году дальнейшего пополнения не предвиделось.

Без помощи Иоанна, с оставшимися римскими гарнизонами Белизарий начал переходить из крепости в крепость, передвигая вдоль берега запасы и основную армию. У Тотилы силы были примерно равны. Прокопий, который больше не считал Белизария героем, кратко передаёт: «Ему не удалось ступить на землю там, где не было крепости, он продолжал заходить во все порты».

Но Белизарию больше ничего не оставалось. Рим пал. Храм Судьбы опустел, чахлые сосны и чертополох скрыли от глаз мозаичные тротуары и термы капитолийских дворцов. Незаметно над Римом цезарей сгущалось мрачное Средневековье. Население искало убежища в святилище базилики Святого Петра, где папа Вигилий, бывший друг Феодоры, писал Юстиниану благодарные письма.

В течение следующего месяца Белизарий получал срочные письма от императрицы. Она напоминала ему о его клятве. Теперь его дочь Иоаннина и её внук уже могли пожениться. Не собирается ли он объявить о помолвке?

Антонина задумывалась над этими посланиями, пытаясь понять тайный замысел Феодоры. Усталый и душой и телом Белизарий не хотел покидать Италию. Чтобы отозвать его, потребуется приказ Юстиниана, но любой приказ императора найдёт одобрение у супруги. Питая ненависть к цирковой актрисе, которая нагло носила царственную диадему, Антонина убедила Белизария ответить, что он не забыл своего обещания, но думает, что обручённые ещё слишком молоды и следует отложить свадьбу до приезда родителей Иоаннины.

В ответ Феодора потребовала, чтобы свадьбу сыграли немедленно. Желая быть в курсе дворцовых интриг, Антонина пилила своего упорного мужа. Она говорила, что жестокая императрица, укравшая у них золото, хочет опозорить Иоаннину, отдав её безродному юноше. Секретарь Прокопий клялся, что с самого рождения Феодора владела чёрной магией колдуний. Антонина не могла спать от беспокойства, а вернувшись во дворец, умоляла Юстиниана дать им ещё запасов и солдат.

Не в силах противостоять жене, Белизарий разрешил ей вернуться с Прокопием. Она поспешила на быстрой галере. Но было уже слишком поздно.

«Она тщательно следит за собой, даже больше, чем нужно. Она рано принимает ванну, а потом идёт завтракать. Затем ею надолго овладевает сон, днём и ночью до самого восхода солнца, — так записал о переменах в Феодоре Прокопий, — она ничего не сделает по убеждению другого человека. Всюду она распространяет свою упрямую волю и воплощает решения в жизнь с большой энергией».

Лицо Феодоры стало тоньше, а глаза светились из-под длинных тёмных бровей. Встав ото сна, она становилась жизнерадостной, деятельной, пока силы не покидали её. Боль в груди слабела после сна и успокаивающего лекарства. «Никто не смеет вступаться за людей, ставших жертвами её гнева. Кажется, невозможно усмирить её чувства».

Феодора писала папе Вигилию в Рим: «...исполни обещание, которое ты дал по своей доброй воле, и призови нашего отца Анфимия на службу». И когда Вигилий, будучи папой, не согласился отменить проклятие против восточного патриарха, императрица приказала своему офицеру: «Найди папу и, если он окажется в базилике Святого Петра, пощади его. Но если найдёшь его в другом месте, посади на корабль и доставь сюда».

Офицер нашёл Вигилия на празднике на улицах города и упросил его сесть на корабль на Тибре. Вигилия привезли к Феодоре в интересах Анфимия.

В Колхиде, в Дарьяльском ущелье, Хосров Справедливый размышлял о письмах, перехваченных его шпионами. Вот, например, письмо к персидскому христианину, восхваляющее его и доверяющее ему установить мир между Юстинианом и Хосровом. «Что за государство этот Рим, — спросил Хосров у своих советников, — если он управляется женщиной? Стоит ли нам его бояться?»

В те месяцы по всему римскому государству проходили тайные приказы, неизвестные шпионы скакали с гонцами в Кадис. Те, кто служил императрице, не называли своих имён.

«Если она хочет что-то скрыть, то никто об этом даже не упомянет. Однако у того, кто причинил зло, нет шанса скрыться. Она вызовет этого человека к себе, даже если он знатных кровей, и отдаст его во власть одного из своих министров. Поздней ночью этого человека, связанного и закованного в цепи, посадят на корабль и доставят к другому человеку, который будет охранять его, пока императрица не помилует его или он не умрёт».

Торговцы шёлком на чёрном рынке, покупающие акции персов и продающие их по цене выше той, что назначена Юстинианом (по восемь золотых монет за фунт), вынуждены были подвергнуться захвату своих кораблей и заплатить стоимость товара. Владельцев новых и процветающих публичных домов переправляли за пределы государства.

Общество Августеона больше не шутило над монахами Феодоры. Когда появлялись их тощие фигуры, женщины с вышитыми на платьях орлами слушали их речи. Стало модным приглашать монахов на пиры. Женщины с жёлтыми волосами и выкрашенными хной ногтями осторожно передвигались в своих повозках, часто останавливаясь, чтобы прошептать предупреждение или прислушаться к сплетням. Куда теперь торопятся посланники Феодоры? Что она придумает завтра?

Общество, побеждённое Феодорой, обнаружило, что браки совершались и расторгались теперь по её прихоти. Ленивый и пользующийся успехом у толпы Германий хотел жениться на Матасунте, беглой королеве из династии Амалов. Феодора потребовала, чтобы на время войны Матасунта стала заложницей Юстиниана, а Германий бы не упрочил своего положения среди варваров, женившись на царственной готской особе.