Дмитрий Петров - Юг в огне

— И вот, когда мы вернулись, — весело рассказывал Дундич, — то подъесаул Смирнов нас с нетерпением поджидал. Ясное дело, человек продрог в заставе, хотелось себя разогреть коньячком. Ну, выпили. Подъесаул немножко захмелел, мы его посадили на лошадь, показали ему дуло маузера и заставили подать команду своей заставе, чтобы она выступила вперед… Ну, а вперед — это значит к нам, в плен… Вот и вся история!

— Молодцы! — воскликнул весело Буденный.

Пленный белогвардейский офицер на допросе дал исчерпывающие сведения о силах Шкуро и Мамонтова, рассказал о расположении белых частей, о системе обороны. Допрос пленного дополнил Дундич, и таким образом Буденному стало все ясно. Он отдал приказ по корпусу о выступлении.

На рассвете двадцать четвертого октября под прикрытием пулеметного и артиллерийского огня конный корпус переправился через реку Воронеж и вместе с пехотными частями повел наступление на город Воронеж…

Боясь быть отрезанными, Шкуро и Мамонтов вынуждены были отступить за реку Дон.

Буденновцами в Воронеже были захвачены большие трофеи, в том числе три бронепоезда и личный поезд генерала Шкуро.

Взятие Воронежа еще не решало всей задачи. Корпус должен был наступать по направлению Касторная — Курск для того, чтобы отрезать противника, проникшего в глубь страны.

Подпольщикам было ясно, что среди них оказались провокаторы.

Срочно было созвано заседание Ростово-Нахичеванского большевистского подпольного комитета. Разговор состоялся короткий: надо немедленно установить личность провокатора или провокаторов, если их окажется несколько, и ликвидировать. Эту довольно сложную задачу комитет поручил выполнить как наиболее энергичному члену комитета Ивану Гавриловичу Семакову. Ему давались широкие полномочия. В помощь себе он мог привлечь по своему выбору любое количество подпольщиков. Но Семаков, из-за боязни напугать провокаторов, решил действовать пока только вдвоем с Виктором.

Семаков был почти убежден в том, что одним из провокаторов является Афанасьев. Однако утверждать это не осмеливался. В виновности Афанасьева надо было точно удостовериться. Установить это взялись Семаков и Виктор…

Виктор шел с Афанасьевым по Садовой улице, весело переговариваясь и смеясь. Афанасьев рассказывал о каком-то своем неудачном ухаживании за девушкой.

— Ты понимаешь, Виктор, — говорил он, — девушка просто прелесть. Беленькая, пухленькая…

Как и всегда, на улице было шумно. Виктор заметил идущего навстречу им белокурого, худощавого прапорщика с тонкими темными усиками. Не торопясь, медленно идя по тротуару, офицер помахивал стеком, часто останавливаясь и рассматривая пестрые витрины магазинов.

— Заметь, Вася, эту гадину, — схватив за руку Афанасьева, указал Виктор на прапорщика. — Сволочуга!

— Кто это? — с любопытством взглянул на офицера Афанасьев.

— Контрразведчик, — озлобленно сказал Виктор. — Много он нашего брата переловил… Остерегайся его. Страшный человек. У него, как у собаки, развит нюх… Прямо-таки чует революционеров… Смотри!.. Смотри, зашептал Виктор, — как он подозрительно на нас смотрит. Пойдем, ну его к черту!..

Афанасьев самодовольно расхохотался:

— Ну, Витя, не ожидал от тебя!.. Ей-богу, не ожидал… До сего времени ты мне казался храбрым парнем, а ты — трус. Смотри, вот я ни одного дьявола не боюсь. Смотри!

Афанасьев вынул из портсигара папиросу и, бравируя, шагнул к прапорщику, который, остановившись, взяв стек под мышку, закуривал.

— Разрешите прикурить, господин прапорщик.

— Пожалуйста, — с готовностью протянул ему зажженную спичку офицер. Закуривайте, господин Афанасьев, — оглянувшись на стоявшего в отдалении Виктора, шепнул он.

Афанасьев отшатнулся от офицера и с изумлением взглянул на него.

— Вы меня знаете? — также покосившись на Виктора, тихо спросил он.

— Не беспокойтесь, — усмехнулся прапорщик. — Ваш товарищ нас не слышит… Я вас хорошо знаю, господин Афанасьев, — проговорил он и добавил, подчеркивая: — Я обязан все знать.

— Вот как! — растерянно прошептал Афанасьев и, прикурив, громко сказал: — Спасибо, господин прапорщик!

— Не стоит, — козырнул офицер и пошел, помахивая стеком.

— Ты его разве знаешь? — испытующе посмотрел на Афанасьева Виктор, когда тот подошел к нему.

— Ну откуда же я его могу знать, — пожал плечами тот.

— Мне показалось, будто ты с ним разговаривал…

— Нет, я его только поблагодарил. — Афанасьев, явно расстерявшись, молчал. — Ты говоришь, — продолжал он, — что прапорщик — гроза. Он вежливый, предупредительный, дал прикурить.

— Прикидывается вежливым, — с прежней озлобленностью сказал Виктор. Говорят, что он-то и виновник всех провалов нашей организации. Он арестовал Журычева, он выследил товарища Елену… Да, я думаю, что и Маринка моя попала в тюрьму по милости его… Ух, мерзавец! — скрипнул зубами Виктор. — Попадется он мне в руки.

Афанасьев внимательно посмотрел на Виктора, как бы удостоверяясь, правду ли он говорит.

— Говоришь, он виноват во всем?

— Ну конечно, через эту гадину все провалы у нас, — вскрикнул юноша. — Убить его мало!.. Знаешь что, Василий, по секрету тебе скажу, только ты никому не говори… — Виктор запнулся, как бы не решаясь дальше продолжать.

— Ну что ж ты замолчал? — нетерпеливо сказал Афанасьев. — Что, ты мне не веришь, что ли?

— Я верю тебе, но ведь это тайна.

— Эх ты! — с укором посмотрел на него Афанасьев. — Друга своего таишься.

— Я не имею права никому этого говорить. Но тебе, как своему товарищу, скажу, но только об этом никому не звука…

— Клянусь.

— Ну, смотри. На днях мы этого прапорщика укокошим.

Афанасьев покосился на Виктора, отвернулся и холодно проговорил:

— Такого мерзавца стоит.

Дня через два Виктор снова проходил с Афанасьевым по Садовой. Распрощавшись с ним на углу Николаевского проспекта, Виктор вернулся и, пройдя несколько шагов, оглянулся и увидел, что Афанасьев о чем-то оживленно разговаривал с прапорщиком-контрразведчиком, у которого он два дня тому назад прикуривал папиросу. Виктор усмехнулся и, шагнув в подъезд какого-то дома, стал наблюдать. Он видел, как, переговорив, Афанасьев и прапорщик завернули за угол по Николаевскому, и, когда Виктор подбежал к этому переулку, то едва успел заметить, что они нырнули в винный погребок.

Виктор удовлетворенно усмехнулся:

— Попался, сволочуга!

В погребке было дымно от табака. Стоял пьяный гам. Как неподмазанное колесо, пронзительно визжала зурна, глухо бил бубен.

— Кабина есть отдельная? — спросил прапорщик у официанта.

— Все заняты, господин офицер, — почтительно сказал официант.