Дмитрий Петров - Юг в огне

«Нет, — думает Семен. — Так больше нельзя жить. Вырву я семью из вечной нищеты и нужды. Довольно! Хватит батрачить, богачам богатство наживать…»

…Чего только не пришлось испытать Семену в жизни своей… Был пастухом, батрачил у кулаков, работал в кузне молотобойцем у купца Яцкина, ремонтировал у него плуги, сеялки, косилки. Приходилось быть и кучером, возя Яцкина по кабакам. Много лет проработал у коннозаводчиков Кубракова, Янова, Пешванова, Королькова и Супрунова, выезжая у них лошадей-неуков.

А потом военная служба в кавалерии. Участвовал в войне с японцами. Десять лет, как один день, прошли в трудной солдатской жизни.

Только около четырех месяцев пробыл Семен дома, как вспыхнула война с Германией. Пришлось снова идти в полк…

«Ну, теперь уж хватит, — думал Семен. — Отвоевался. Нужно мирной жизнью пожить. — Шутка ли, пятнадцать лет на военной службе. Пожалуй, и от работы отучился уже…»

Родные, извещенные телеграммой, уже поджидали приезда служивого.

Едва Семен переступил порог родной хаты, как сейчас же со всей станицы сбежались многочисленные родственники.

Служивого, как самого дорогого, почетного гостя, усадили в передний угол, под образа. На стол выставили угощения. Родственники расселись вокруг него, и началась гульба.

Гуляли шумно. Меланья Никитична вынула из сундука бережно хранимую там сыновью двухрядку и передала ему.

— Ну-ка, Сема, поиграй гостям. Не забыл ли, сынок?

— Нет, мама — улыбнулся Семен. — Такое никогда не забудется. Да и на фронте доводилось поиграть иной раз.

Он заправил ремень за плечо, раза два рванул мехами, пробуя — не рассохлась ли. А потом, лукаво подмигнув смущающейся девушке, пробежал пальцами по перламутровым ладам. Низкая хата наполнилась звонкой, веселой мелодией. Буденный был искусный гармонист, играл еще в юности. Когда был парнем, то, бывало, ни одна казачья свадьба или крестины без него не обходились. Всюду был желанным гостем.

— А ну-ка, бабоньки, — кивнул он двум молодым женщинам, сидевшим на лавке и не спускавшим с него глаз, — пойдите-ка, попляшите.

Те будто только того и ждали. Замахав белыми кружевными платочками, они закружились по хате, выбивая каблуками дробь на земляном полу.

— Мой миленок темноус, — запела одна из них, высокая, пригожая, черноокая женщина, улыбчиво поглядывая на служивого.

— А я его не боюсь, — тоненько закончила вторая, бросаясь вприсядку. — Ух, ты!..

Семен усмехнулся.

— Ух и бабы! — покачал он головой. — Оторвиголовы.

К нему подсел тщедушный пьяный старичок, дальний родственник, дед Трифон.

— Гляжу я на тебя, Семен, — пьяно загнусавил он, — ну, який же ты, к чертям, служивый, а?.. Ни погонов у тебя нема на плечах, ни крестов-медалей на грудях… Ну разве ж так положено служивому?.. Ведь я слыхав, будто ты бантист… четыре креста да четыре медали имеешь… И будто чин у тебя немалый — старший унтер-офицер. А ничого того не бачим у тебя… Куда ты свои заслуги подевал, а?.. Як кочет общипанный сидишь… Тьфу, прости меня, господи! Вот так надысь и мой Мишка со службы пришел, гол, як сокол… Ни погонов на нем нема, ни заслуг… Прямо-таки срамота глядеть… Кажу ему: «Мишка, сгинь с моих очей! Зрить не могу такого. Иде, говорю, подевал свои погоны и заслуги?» А вин, нет щоб утешить мое родительское сердце, смеется, проклятущий. «Батя, каже, все свои заслуги я, мол, в посылочку запаковал да царю на память отослал…» Вот и пойми его: чи смеется, чи правду балакае… Я так розумию, Семен, що вы с моим Мишкой — сукины сыны… Продались вы не за понюх табаку лешему на рога…

— Дядя Трифон, — таинственно прошептал Буденный на ухо старику, чего тужить о царских погонах да крестах! Ты знаешь, какие теперь при советской-то власти нам погоны да заслуги дадут?..

— Ни! — пьяно моргая, уставился на него старик. — Якие же, Семен, а?..

— Золотые… — смеясь, сказал Буденный. — Обсыпанные драгоценными камнями. Вот это будут погоны! А медали, знаешь, будут какие?

— Якие?

— Золотые, вот с эту тарелку.

— А не брешешь, Семен?

— Правду говорю.

— Вот це правильно, — обрадовался старик. — Повесил ее одну на грудь и всю пузу прикрыл… Кум Леон! — заплетаясь ногами, побежал старик сообщить куму новость. — Слышишь, що Семен-то каже?..

На второй день утром Семен вышел во двор. Только что выпал мягкий, пушистый снег. От яркости снега ломило глаза. Воздух стоял чистый, прозрачный — не надышишься. Буденный стал бродить по двору, внимательно заглядывая в каждый закуток, в каждый сарайчик. И все-то здесь, на что бы он ни натыкался, было до того обветшалое и непрочное, что, кажись, дунь на все эти строения — и они рухнут. Семен укоризненно покачал головой.

К нему подошел отец, Михаил Иванович, еще крепкий, кряжистый старик.

— Чего, Сема, бродишь по базу-то? Взял бы ружьишко да пошел за зайцем погонял. Зараз охота-то — прям красота!.. Пороша-то, глянь, яка!

— Не хочу, — отозвался Семен. — Что вы тут, папаша, плохо хозяевали?.. Неужели вы добрых сараев не могли поставить?..

Отец изумленно посмотрел на сына.

— А на шута оно все это сдалось?.. Ныне времечко такое — абы день прошел, а завтра що бог даст… Сколько годов война шла, а зараз революция зачалась…

— А разве это вам помеха? Удивляюсь я вам, всю-то жизнь вы с дедом имели стремление на свои собственные ноги стать. А теперь вроде у вас и всякое желание к этому отпало. А ведь сейчас-то, когда провозглашена советская власть, вам самый бы раз об этом подумать: сыновья подросли, да и сам еще крепкий. Неужто, папаша, вам не надоело самому батраком у кулаков жить и детей своих батраками видеть?..

Слушая сына, отец виновато теребил бороду.

— Да это ты правду кажешь, — проговорил он. — Сыновья-то есть у меня, а где они были?.. Ты уже пятнадцать годов на военной службе служишь, а Григорий совсем отбился от двора. Куда-то уехал и не пишет… Емельян же с Дениской еще малы были. А потом их на войну тоже забрали… Вот и выходит, что я один, как перст… А мне одному не под силу это дело… Да и зачем все это нам?..

— Нет, отец, — решительно заявил Семен. — Так нельзя рассуждать. Теперь времена переменились, и мы по-новому заживем. Вот установилась советская власть, она нам поможет на ноги встать.

— Дай бог, — вздохнул отец и перекрестился.

— Все дело в том, батя, — ласково похлопал Семен по плечу старика, надо скорее установить в нашей станице советскую власть. А то до сих пор атаманит богач Докучанов. При нем, конечно, на ноги не станешь. Вот свергнем атамана, изберем Совет рабочих, крестьянских и казачьих депутатов, отберем у кулаков землю и разделим между бедняками. Вот тогда будем трудиться и по-человечески жить… Хату новую поставим, ребят своих женим, внуков будете пестовать…