Дмитрий Петров - Юг в огне

— А ты откуда знаешь? — изумился Котов.

— Сорока на хвосте эту весть принесла, — хмуро усмехнулся Прохор. Сильно он ранен?

— Ранен-то он хоть и не тяжело, — не переставая удивляться, произнес Котов, — ну а все же, откуда ты знаешь?.. В руку он ранен. Из ваших кто-то вчера ранил, когда полковник на кургане стоял…

— Скажи, что это я его ранил. Жалеет, мол, Прохор, что совсем не убил.

— Стало быть, это ты его? — мрачнея, спросил Котов. — Только зря этим бахвалишься. Себе же хуже делаешь… Обозлится человек… Слышишь, Ермаков, ежели хочешь, то навроде я ничего не слыхал, не скажу об этом… А то ж наговоришь себе на погибель.

— Скажи ему все то, что я тебе говорил, — резко сказал Прохор. — Я его не боюсь. Так и скажи, что жалеет, мол, Прохор, что тебя, собаку, не пристрелил насмерть.

— Ну, гляди, Ермаков, — пожал плечами Котов. — Тебе виднее, могу все передать полковнику так, как ты мне говорил… Потом не обижайся. Прощевай!..

Прохор позвал казаков.

— Товарищи, проводите его, — кивнул он на Котова. — Да не троньте.

Михаил Котов, благополучно вернувшись к Константину, подробно рассказал ему о своей беседе с Прохором. Константин рассвирепел:

— Молокосос!.. Я его хотел по-братски пожалеть и спасти, а он еще нос воротит. Гм… ладно! Первым я его на виселицу вздерну. Не пощажу дрянь…

Константин сидел на сене в тени скирды, прислонясь к ней спиной. Забинтованная левая рука его покоилась на перевязи, переброшенной через голову. Перед ним на разостланной газете лежали нарезанные куски сала, хлеб. Константин неловко, одной рукой, налил в кружку спирту из баклаги, выпил, потом налил еще и подал Котову.

— Выпей!

— Благодарю покорно, — с готовностью взял кружку Котов.

— Закуси вот сальцем.

Котов выпил, крякнул и, взяв кусок сала, стал жевать.

— Значит, не хочет Прохор сдаваться? — спросил Константин.

— Где там, господин полковник, — жуя сало, сказал Котов. — И слушать не хочет.

— Ну и черт с ним!.. Пусть, собака, погибает… Была б оказана честь…

Константин повернулся и, толкнув руку, простонал:

— У-у, черт!

— Как ваша рука, господин полковник? — почтительно осведомился Котов.

— Побаливает, — поморщился Константин. — Рана сама по себе пустяковая, но а все же приходится с ней нянчиться, как с куклой.

— А знаете, кто вас ранил? — ухмыльнулся Котов.

— Н-нет… А кто?..

— Ваш братец Прохор.

— Прохор? — даже приподнялся от изумления Константин. — Да брось глупости говорить… Как это можно на таком расстоянии. Просто случайная пуля…

— Не знаю, господин полковник, — пожал плечами Котов. — Сам Прохор мне о том говорил…

— Что же он тебе говорил?.. Каким образом он мог меня ранить?.. Глупости.

Котов сообщил все, что ему говорил Прохор. Константин в ярости вскочил на ноги и забегал вокруг скирды.

— Что ж, вполне возможно, — забормотал он. — Прохор еще хвалился, что на фронте считался снайпером… Ах ты, дрянь такая!.. Братоубийца!.. Ладно, дорогой! Ты мне за это расплатишься.

Константин остановился.

— Сотник! — крикнул он своему адъютанту, сидевшему поодаль с ординарцами. — Иди-ка сюда!..

Звеня шпорами, к Константину подбежал молоденький офицер, его адъютант Воробьев.

— Чего изволите, господин полковник? — приложив руку к козырьку, вытянулся он.

— Передай, Воробьев, приказ командирам сотен, — чеканя слова, строго говорил Константин, — чтобы сейчас же, сию минуту, не считаясь ни с чем, начать наступление на станицу. К четырнадцати часам, — взглянув на свои ручные часы, сказал он, — чтобы мне было доложено о взятии станицы… Понятно?

— Слушаюсь, господин полковник, — снова козырнул адъютант и побежал выполнять приказ командира полка.

Константин глотнул из баклаги и хмуро, но спокойно сказал:

— Ну что ж, Котов, спасибо за службу. Поручение мое ты выполнил хорошо. Этого я не забуду. При случае буду иметь в виду, в продвижении по службе не забуду…

— Благодарю покорно, господин полковник, — козырнул Котов. — Рад стараться.

— Пойдешь к себе, в сотню — позови Свиридова. Он, кажется, в вашей сотне сейчас… А может, в обозе.

— Разыщу, господин полковник. Можно идти?

— Иди!

Котов направился к оврагу, в котором расположился полковой обоз. Там он надеялся разыскать Свиридова.

Константин молча зашагал вокруг телеги, стоявшей около скирды, нервно кусая нижнюю губу. К нему озабоченно подошел начальник штаба полка войсковой старшина Чернышев.

— Константин Васильевич, — протирая пенсне платком, сказал он, — вы, кажется, отдали распоряжение командирам сотен начать наступление на станицу?

— Да, — не переставая ходить, нехотя ответил Константин. — А что?

— Мне думается, что вы поторопились. Во избежание напрасных жертв надо бы переждать денек-другой. Они от нас и так не уйдут. У красных нет патронов… За день-два они перестреляют последние, а потом бери их хоть голыми руками…

— Вы не знаете, с кем имеете дело, — проворчал Константин. — Я их знаю, это упрямый народ. Ведь командиром у них мой брат. Родной брат, выкрикнул он гневно. — До последнего издыхания будет сражаться.

— Брат? — удивился Чернышев. — Что ж вы мне об этом не сказали.

— Надобности в этом не было, — сухо сказал Константин. Он резко сделал несколько шагов, потом круто повернулся к начальнику штаба.

— Вот времена-то какие, господин Чернышев, наступили, — желчно усмехнулся он. — Брат на брата поднял меч, сын на отца, отец на сына. Правы, видимо, старики, когда утверждают, что об этом в библии сказано. Старики говорят, что еще ужаснее наступит время. Но что же еще ужаснее может быть?.. Не понимаю… Вот, извольте порадоваться, — приподнял он забинтованную руку. — Это я по милости своего братца вожусь с этой куклой!

— Как это понять, Константин Васильевич?

— А очень просто, Иван Прокофьевич. Брат подстрелил меня… Хе-хе!.. И очень сожалеет, что наповал не ухлопал…

— Откуда у вас такие сведения?

— Сведения самые достоверные… Из уст самого брата…

— Да-а, — протянул Чернышев, покачивая головой. — Случай…

— И скажите, дорогой, чем я должен ответить на это своему братцу, а? — с горькой усмешкой спросил Константин. Он нервно хлебнул из баклаги и спросил: — Простить, да?.. Как вы думаете, Иван Прокофьевич?

Тот развел руками.

— Да ведь как сказать, Константин Васильевич. Это ведь все зависит от ваших личных, я бы сказал, родственных отношений.

— Значит, по-вашему, можно и простить, да?

— Да… смотря по обстоятельствам, — мямлил офицер, не зная, каким ответом можно угодить командиру полка.

— Нет, вы не виляйте, Иван Прокофьевич, — настаивал Константин. Скажите прямо: простили бы вы своему брату, который пытался бы вас убить, ранил бы вас, принес бы страдания как физические, так и нравственные, а?.. Скажите по-дружески… который бы порвал со своими родителями всякие отношения, наперекор их воле и желанию связался с разным сбродом, сделался бы руководителем банды, которая терроризирует сейчас всю станицу… так как бы вы посмотрели на такого братца, а?..