Дмитрий Петров - Юг в огне

— Да вы что, товарищ Журычев! — с возмущением выкрикнул Афанасьев. Мыслимое ли дело, чтоб я вступил в ряды белогвардейцев?.. Нет, на это я не согласен. За кого вы меня считаете?..

— До сих пор считал вас дисциплинированным большевиком, — строго сказал Журычев. — А вот как дальше буду считать — будет зависеть от вашего поведения, от вашего подчинения партийной дисциплине… Напрасно вы, товарищ Афанасьев, кипятитесь. Разве я вас заставляю служить белогвардейцам?! Ведь вы только наладите в белой части работу, завербуете несколько надежных товарищей для продолжения работы, свяжете этих товарищей с подпольной большевистской организацией… Вот и все… Причем, это я говорю не от своего имени, а от имени Ростово-Нахичеванского большевистского подпольного комитета, который на этот счет имеет свое решение. Товарищ Афанасьев, вы должны зачислиться в формируемую белогвардейцами так называемую Астраханскую армию, товарищ Волков по документам прапорщика Викентьева вступит в Саратовскую армию, формируемую в Новочеркасске… Вы, товарищ Курицын…

Распределив всех присутствующих по белогвардейским частям, Журычев сказал:

— Завтра каждый из вас получит документы. Они так хорошо сделаны, что никакого подозрения у белогвардейцев не вызовут… Получите и инструкции от товарища Андреева… Договоритесь с ним о встрече. Вот пока и все.

Штаб 37-й стрелковой дивизии Шевкопляса обосновался на станции Ремонтная.

В окрестности станции шныряли белогвардейские шайки, и не было такого дня, чтобы в том или другом месте не происходили мелкие стычки. Но крупных боев пока еще не было. По данным разведки и по показаниям пленных белогвардейцев, белые на этом участке фронта сосредоточивали крумые силы для того, чтобы сразу же нанести сокрушительный удар советским войскам.

Дни стояли знойные, душные. Весь мир, казалось, изнемогал в напряженном томлении. Тоскливо посвистывали суслики в выжженной степи, нудно звенели кузнечики. Ленивыми тенями в горячем сухом воздухе носились степные орлы, выискивая зорким оком добычу…

Буденный, только что назначенный заместителем командира кавалерийской части, лежал под телегой в тени, сосредоточенно всматриваясь в карту сальских степей, иногда что-то в ней отмечая карандашом, прочерчивал какие-то линии, стрелы. Он изучал местность, расположение частей противника…

Стало вечереть. Солнце, разбухая и багровея, покатилось к закату. Небосклон на западе запылал в зареве. Из-под сараев полезли сумеречные синие тени. Кавалеристы начали уборку лошадей. Скребли их атласные спины скребницами, чистили щетками, гремя ведрами, подводили коней к колодцам, поили, а потом привязывали их на ночь к коновязям.

Буденный свернул карту и хотел было встать, но начавшийся разговор между конниками заставил его задержаться. О чем-то спорило несколько голосов.

— Пошел ты к чертовой матери со своими комитетчиками! — выругался чей-то хрипловатый голос. — Какая от них польза?

— Нет, ты так не говори, — возразил кто-то. — Я ведь сам был членом полкового комитета и знаю. Если, бывало, комитет что постановит, так черта с два командир что мог сделать своевольно.

— Так то же было при Керенском. А при советской-то власти на что они сдались?

— Нет, брат, ты неправильно говоришь…

Заинтересовавшись спором кавалеристов, Буденный встал из-под телеги, подошел к спорившим.

— О чем митингуете, товарищи?

— Да вот, товарищ Буденный, — ответил высокий сухощавый солдат. — О полковых комитетах разговор ведем.

— Чего вы о них вспомнили?

— По-моему, товарищ Буденный, — проговорил высокий солдат, — надо комитеты снова ввести, как это, скажем, было при Керенском. Я сейчас был в штабе дивизии, — дружок мой там писарем служит, — так он мне сказал, что из Царицына приехали какие-то двое. Один из них будто прозывается Ворошиловым. Так вот они-то и будут вводить эти комитеты в каждой воинской части…

О приезде Ворошилова Буденному ничего не было известно. Он не поверил солдату.

— Что зря болтаешь, Мищенко, — оборвал он солдата. — Ты, наверно, перепутал все.

— Я — болтаю?! — изумленно всплеснул руками солдат. — Да вы что, товарищ Буденный?.. Тридцать один год на свете прожил, никогда зря не болтал… Ведь говорю ж я вам, что сейчас самолично был в штабе у Шевкопляса, собственными своими глазами видел, как прошли мимо меня какие-то двое к начдиву. Я спросил у своего дружка, кто это, мол? А он говорит, что это, мол, товарищ Ворошилов из Царицына… Хотите верьте, товарищ Буденный, хотите не верьте… Дело ваше. Да что о том толковать, вы пойдите сами в штаб и узнаете… Там, говорят, сейчас совещание командиров состоится…

— Схожу узнаю, — сказал Буденный. — Так ты, Мищенко, стоишь за то, чтобы снова ввести полковые комитеты?

— Обязательно, товарищ Буденный, — убежденно проговорил солдат. — Они же будут контролировать командиров, чтоб не изменили… А то ж ныне, извиняйте, всякая дрань в командиры лезет.

Буденный засмеялся. Он снова подошел к телеге, надел свою драгунскую, желтую с синим околышем, фуражку, перекинул через плечо ремень шашки и направился в штаб дивизии.

В большой комнате школы, где помещался штаб, набилось много народу. Сюда явились командиры полков, рот и эскадронов… Собрание уже началось. У стола, накрытого красной скатертью, говорил, как сказали Буденному, военрук Северо-Кавказского военного округа, бывший царский генерал Снесарев, прибывший в Ремонтную вместе с Ворошиловым. Чтобы не помешать этому, небольшого роста, с крупным мясистым носом плотному седоволосому человеку в очках, Буденный, осторожно ступая, прошел в угол и сел.

Снесарев кончил. Стали выступать командиры. Каждый из них заявлял о своем, наболевшем. Кто жаловался на отсутствие дисциплины в его части, кто просил обмундирования и оружия. Человека два-три с жаром говорили о необходимости создания при воинских частях полковых и дивизионных комитетов, которые должны сыграть роль помощников командира части.

Буденный рассеянно слушал выступления командира. Он разыскивал глазами Ворошилова. Но сколько ни оглядывался вокруг, кроме своих командиров да этого человека в очках, только что выступавшего здесь, никого не было.

Впрочем, вот кто-то незнакомый сидит в противоположном углу в наброшенной на плечи кожаной тужурке и, внимательно слушая выступления ораторов, записывает что-то в блокнот.

«Вот это и есть Ворошилов», — подумал Буденный.

— Буденный, будешь выступать? — спросил у него Шевкопляс.

Буденный поднялся. Он подошел к столу, за которым сидели Шевкопляс и Снесарев.

— Товарищи! — начал Буденный. — Здесь выступали многие командиры и говорили каждый о том, что тревожит его сердце. Говорили правильно, дельно. Согласен я со многими. А вот некоторые мои товарищи, выступая здесь, требовали создания при полках, бригадах и дивизиях солдатских комитетов по примеру, как это, скажем, было при Керенском… Эти товарищи забыли о том, что когда при правительстве Керенского существовали комитеты, то тогда время было другое. Теперь же победила пролетарская революция, и комитеты, раньше сыгравшие свою полезную роль, отжили. Спрашивается, зачем они сейчас, при советской власти, эти комитеты, понадобились? Некоторые командиры говорили, что комитеты-де нужны будут как помощники командира той или другой части. Так ли это?.. А вот наши красноармейцы рассуждают по-другому. Шел вот я сейчас сюда, вижу на улице собралась группа наших конников, о чем-то спорят, шумят… Прислушался я. Оказывается, спорят они тоже о комитетах — нужны комитеты или не нужны. Спрашиваю у одного: «А зачем они нужны, эти комитеты-то?» «А как же, отвечает, — непременно нужны, чтоб следить за командирами, как бы не изменили…»