Дмитрий Петров - Юг в огне

Прохор следил за выражением лица Звонарева. Но тот держался так естественно и просто, что подозрений никаких не вызывал. Видимо, он и в самом деле ничего не знал о Свиридове. Вряд ли он мог так искусно притворяться.

— Ну ладно, — сказал Прохор, — выясним. Кто замещает Свиридова?.. Ты, Звонарев?

— Приходится мне, — ответил тот. — Кто ж будет? Ведь я как-никак, а член ревкома… Вот только человек я несведущий, многому ума не могу приложить… Подождем Максима, а ежели он скоро не явится, то, Прохор Васильевич, прошу, избавь меня от этого дела… Ну какой из меня работник ревкома? Когда меня назначали на эту должность, я Христом-богом умолял, просил, чтоб меня оставили в покое… Так и слушать не хотели, говорят, послужить надо народу… А сейчас создалось такое положение, что и не знаешь, что надобно делать. С окружной властью никакой связи нету… И я не знаю даже, кто сейчас в Великокняжеской — белые или красные…

— Ладно, Павел, — пообещал Прохор. — Поработай еще немного… Соберем съезд, соберутся делегаты со всей станицы и изберем Совет новый…

— Когда это будет? — уныло спросил Звонарев. — «Кукушечка куковала, не знала про чего…»

— Скоро. Вот подуправимся с делами.

— Не хочу, Ермаков, ей-ей, не хочу! — горячо заговорил Звонарев. Больно уж ответственность большая. Ты лучше запиши меня в свой отряд… Я с большой охотой запишусь к тебе…

— Нет, Звонарев, в отряд ты всегда успеешь записаться, а вот станица без власти не может ни на минуту оставаться…

Несколько дней в станице было спокойно. Разъезды, выезжавшие верст за двадцать, по-прежнему нигде белых не видели. Так прошло еще несколько дней. Но однажды ранним утром вдруг за станицей послышалась беспорядочная стрельба, Прохор спал на диване в учительской школы, превращенной в штаб отряда. При первых же выстрелах он вскочил с дивана и начал торопливо одеваться.

На полу, на разостланной попоне, разметавшись от духоты, спали его ординарец Сазон Меркулов и Дмитрий Шушлябин.

— Сазон, коня! — крикнул Прохор.

Но Сазон, сладко всхрапнув, повернулся на другой бок, даже никакого внимания не обратив на приказание командира.

— Коня, черт! — в ярости взревел Прохор и с силой толкнул Сазона ногой в бок. — Вставай!.. Живо!.. Вот захватят тебя белые, к черту порубают!.. Вставай, Дмитрий!

— А-а?.. — вдруг, как ужаленный, привскочил Сазон.

— Белые? — крикнул Прохор. — Слышишь, стрельба какая!

Сазон прислушался, проворно поднялся с постели и надел сапоги. Вопросительно поглядывая на Прохора, поспешно одевался и Дмитрий Шушлябин. Прохор посмотрел на Сазона, тот вздрагивал.

Не желая, чтобы подумали, что он трусит, Сазон, щелкая зубами, выдавил:

— Н-навроде что-то холод-новато.

— С ума ты сошел!.. — усмехнулся Прохор. — Духота, хоть рубахи выжимай… а тебе холодно… Трусишь, проклятый, трусишь… Только что стрельбу услыхал, а уже затрусил. Что ж из тебя будет, когда в рукопашную придется сойтись, а?.. Эх ты! — с презрением кинул ему Прохор.

— Я трушу? — даже присел от обиды Сазон. — Я?.. Ну ладно, я ж те покажу, какой я трус… Я те покажу!..

— Ладно. Седлай вот лучше коней быстрее.

Сазон, на ходу накинув ремень шашки через плечо, побежал выполнять приказание.

Прохор велел Дмитрию разбудить красногвардейцев, спавших в классах.

— Пусть приготовятся и ждут моих приказаний, — сказал он.

— Готовы лошади! — крикнул с улицы Сазон.

— Ты будь здесь, — сказал Дмитрию Прохор. — Если для чего понадобишься, я тогда скажу…

Повесив бинокль на грудь и взяв плеть со стула, Прохор вышел на крыльцо. Сидя верхом на своей лошади, Сазон держал в поводу прекрасного высокого лысолобого жеребца светло-рыжей масти. Жеребец, стоя на своих тонких, словно выточенных, стройных ногах, нетерпеливо стучал правым копытом, словно требуя скорее ехать. На восходящем солнце конь отливал золотом. Умными глазами он покосился на Прохора.

Прохор хотел было уже сбежать с крыльца и сесть в седло, как вдруг увидел быстро мчавшихся по улице всадников. Он задержался, дожидаясь их.

На взмыленных, тяжело дышавших лошадях к школе подскакали казаки, два друга — Дронов Терентий и Дубровин Силантий…

— Товарищ командир! — взволнованно заговорил Дубровин, рыжеватый казак с голубыми глазами и огромным всклокоченным чубом, торчавшим из-под лихо сдвинутой набекрень фуражки. — Беда! Были мы в разъезде вот с ним, кивнул он на Дронова, приземистого брюнета, — да напоролись на беляков… Они нас обстреляли. Был с нами еще Земцов Андрей… Так его, должно, ранили иль убили, одним словом, в плен забрали… Гнались за нами белые до самой станицы… Целая сотня гналась… Едва ускакали. Лошадей загнали…

— Где вы встретились с белыми? — спросил Прохор.

— Где мы повстречались-то? — в свою очередь спросил Дубровин у своего товарища.

— У Медвежьей балки, — ответил тот. — Знаешь, Прохор Васильевич, где наш станичный табунный расход? Ну вот там, недалечко.

— Много их?

— Много, — ответил Дубровин, — я ж говорю, что за нами сотня, не менее, пылила… А там у них, черт их знает сколько. Мы ж не видали всех…

— Отдыхайте здесь, — сказал Прохор, — кормите лошадей… Поедем, Сазон!

Сбежав по ступенькам крыльца, Прохор, как птица, взлетел на жеребца и помчался за станицу, туда, где слышалась стрельба. Сазон догнал его.

Когда они выскочили с окраины станицы и, поднимая клубы жаркой пыли, помчались по дороге, намереваясь проехать к заставе, находившейся в займище, вокруг послышался посвист пуль. Как градины, вспарывая знойный воздух, пули тяжело падали на дорогу.

Белые, засев за гребнем, зорко контролировали дорогу из станицы, держали ее под обстрелом.

— За мной, Сазон! — крикнул Прохор, круто сворачивая в рощу.

В роще стояла влажная прохлада. Потревоженные стрельбой, взбалмошно орали грачи, бестолково мечась над вербами. Пули сюда не достигали. Лишь редкие из них, посвистывая, шуршали вверху в листве.

Стрельба теперь слышалась отовсюду. Прохор догадывался, видимо, белые с ночи накапливали свои силы вокруг станицы для того, чтобы к утру охватить ее со всех сторон и не дать выйти из нее ни одному красногвардейцу. И теперь, окружив станицу, белые завязали перестрелку с заставами красных.

— О, черт! — с досадой хлопнул себя по голенищу плетью Прохор. Попали в ловушку.

Как он раньше не мог подумать об этом? На какой черт она сдалась, эта станица!.. Ему как-то и в голову не приходило, что она может оказаться ловушкой. Другое дело — в чистом поле. Там можно как угодно маневрировать, можно ускользнуть от белых, можно с боем отойти…

— Сазон, — соскочив с лошади, сказал Прохор. — Мчись в штаб и от моего имени прикажи начальнику разведки Куницыну, чтоб послал разъезды по всем дорогам и выяснил обстановку. Понял?