Дмитрий Петров - Перед лицом Родины

Девушка растерянно поглядела то на Ваню, то на Воробьева, молчала. Ей очень хотелось бы поехать в станицу, но она не в силах была покинуть Воробьева. Вот если бы с ней туда поехал он, — это было бы чудесно. Но как это сделать… Ведь неудобно же ей предлагать ехать с ней? И вот этот Ваня — ах, какой же он замечательный парень! — он как бы все, все понял, все учел. Он сказал Воробьеву:

— А может быть, и вы бы поехали с нами, да? Простите, пожалуйста, я с вами не знаком и не совсем понимаю, о каких занятиях у вас идет речь?

— Извини, дорогой Ванечка, — воскликнула осчастливленная девушка тем, что он догадался пригласить Воробьева поехать в станицу. — Познакомьтесь. Это Ваня. Ваня, ну кем ты мне доводишься?.. Ну, родня какой-то. А вот какой, я не знаю…

— Я дядя твой родной, — представился юноша, смеясь.

— Нет, не дядя, — досадливо отмахнулась Лида. — Больно многого ты захотел… Это племянник моей мачехи…

— Да я уж понял, — улыбнулся Воробьев.

— Ну, а это Воробьев Ефим Харитонович, — указала Лида. — Мой ученик. Поступает к нам в университет… Все понятно?

— Все, — кивнул головой юноша. — Вот у нас в станице-то и позанимаетесь. Там еще лучше можно подготовиться… Поехали! Я вас приглашаю. Жить у нас будете, дом большой… Насчет питания тоже не проблема. Батя наш прокормит. Единственное, что я не в состоянии для вас сделать, — с комическими ужимками развел руками Ваня, — это выписать вам командировочные…

— Спасибо, — поблагодарил Воробьев. — Подумаю.

— А чего же думать-то, Ефим Харитонович? — взглянула девушка на него ласково и так умоляюще, что он не устоял и согласился.

— Ну, ладно, поехали так поехали.

— Ой! Ой, как хорошо! — зааплодировала Лида. — Значит договорились?

— Да выходит так, — пожал плечами Воробьев с таким видом, словно удивляясь тому, как это он мог согласиться. — Только, друзья, скажите мне: столовая там, в станице, есть или нет?.. Я не хочу быть обузой вашей семье.

— А, — беспечно махнул рукой Ваня. — Обо всем этом мы договоримся на месте… Подготавливайтесь. Завтра едем…

На следующий день они втроем уехали в Дурновскую станицу.

Иван увлекся покраской и разрисовкой Дома культуры. Под его руководством работала целая бригада девушек и парней. Леонид же, учившийся в Москве в школе имени Гнесиных по классу пения, находясь сейчас дома, деятельно готовился к концерту, который он должен был дать, как только покончат с покраской клуба.

Они с Лидой частенько уединялись в избе-читальне, где стояло старенькое, видавшее виды, пианино, жалобно дребезжащее при каждом прикосновении к нему, и репетировали.

Лида умела играть. Она с детства училась в музыкальной школе. Ей даже предрекали музыкальную будущность. Но Лида предпочла себе более скромную профессию геолога. А музыку все же очень любила и каждую свободную минуту отдавала ей.

С большой охотой готовясь с Леонидом к концерту, она не забывала и про Воробьева, который, кстати сказать, настоял на своем: остановился на другой квартире и питался в станичной столовой. Кончив репетировать с Леонидом, она сразу шла с Воробьевым на речку. У них на берегу было облюбованное, забытое, казалось, людьми, тихое местечко, густо заросшее бурьяном и дико разбросавшимся красноталом.

Они пробирались сквозь него к берегу, садились на горячий и мягкий, как пыль, желтый песок, у самой воды, которая недвижимо лежала у их ног, отражая в себе далекую синеву сверкающего неба. С противоположного берега, засматривая в воду, словно стараясь понять, что там, в глубине, происходит, наклонились старые вербы…

Однажды, утомившись от работы над тригонометрией, они сидели на своем любимом месте, на берегу, смотря на суетливо сновавших в воде серебристых пескарей.

— Вы не хотите искупаться, Ефим Харитонович? — спросила Лида.

— Да, пожалуй, надо искупаться, — сказал он. — Очень жарко, — и медленно стал раздеваться. Они еще ни разу не купались вместе. Раздевшись, они стояли один перед другим и с любопытством разглядывали друг друга. Он — мужественный, бронзовый, с великолепной, как у спортсмена, мускулатурой, с бегающими под кожей, как бильярдные шары, бицепсами; и она — маленькая, изящная, стройная девушка в легком розовом купальнике…

А как восхитительна ее небольшая голова с пепельными длинными косами, обвившими ее короной! Звездочками мерцают полузакрытые голубые глаза на ее юном, пышущем здоровьем, розовом лице. Живая игра мысли светится в них.

Лиду нельзя назвать красавицей. Нет, конечно. Но вся она, вся ее фигура полна очарования, притягательной милой женственности.

Воробьев точно впервые видел девушку, будто она открылась ему сейчас в новом свете.

Во всем ее существе столько было ясности, столько душевной простоты, что не проникнуться чувством глубокой симпатии к ней было невозможно.

Луч солнца, пробившись сквозь крону вербы, заиграл на ее лице, осветив на мгновение ярким ореолом ее пепельно-серебристые волосы, ее нежно-белый лоб, тонкие брови, прелестные глаза, устремленные на него…

По натуре своей Воробьев был честный человек, не из породы донжуанов. Он не искал любовного мига ради тщеславия, ради мужской победы. На любовь смотрел серьезно, глазами трезвого человека… Он человек поживший, а она только что вступающая в жизнь… Что может быть у них общего?..

Но в это мгновение, когда он увидел, что Лида тянется к нему всем своим сердцем, всей своей душой, всеми мыслями и желаниями, как распускающийся цветок навстречу солнцу, он не мог устоять и обнял ее…

Наконец, Иван со своими парнями и девушками закончил покраску Дома культуры. Наложил на стенах золотые трафареты, обвел карнизы. Все были восхищены его мастерством.

— Ай да Ваня! — хвалили станичники юношу. — Вот разрисовал клуб так разрисовал…

Хотя стены Дома культуры еще не подсохли как следует, но ввиду предстоящего отъезда из станицы Лиды и Воробьева решено было в воскресенье провести концерт, как громко его называли, студента московского музыкального училища имени Гнесиных Леонида Ермакова.

У Леонида, еще когда он учился в средней школе в своей станице, совершенно случайно был обнаружен великолепного, свежего тембра нежный лирический тенор, он просто украшал школьный хор.

Директор школы, музыкально образованный человек, обратил на него внимание, помогал ему совершенствоваться. И когда Леонид окончил школу, директор написал письмо в Москву Михаилу Фабиановичу Гнесину с просьбой определить Леонида в музыкальное училище, которое тот возглавлял.

Леонид с письмом директора школы явился к Михаилу Фабиановичу. Михаил Фабианович проверил юношу. У Леонида действительно оказались незаурядные способности, и судьба его была предрешена. Он был зачислен в училище, где успешно учился уже второй год.