Ирвинг Стоун - Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

— …Ты не поняла. Я взял кредит на полную стоимость Марипозы… Ее нет… Мы лишились приисков, а также нашей собственности в Калифорнии… Я заложил все, чтобы достроить железную дорогу.

Охваченная ужасом, она могла лишь воскликнуть:

— Но наши дома, Джон, ты не заложил дом в Нью-Йорке? В Покахо?

— …Нью-йоркский дом — да, но не Покахо; этот дом выписан на твое имя. Все в нем принадлежит тебе. Слава Богу, я не мог заложить его; у нас есть наш дом, и больше ничего-ничего, дорогая, ни цента.

Он встал, прошел в дальний угол библиотеки и остановился около книг барона Гумбольдта. За последние шесть месяцев он постарел на десять лет; Джесси приходилось видеть его сердитым, огорченным, недовольным, мстительным, отчаянно борющимся, но никогда ранее она не видела его таким подавленным, как сейчас, согбенным, его белые волосы на склоненной голове резко выделялись на фоне темных кожаных переплетов.

Что касается ее самой, то у нее на момент стало тяжело на душе, но она не была подавлена или сломлена развитием событий. Разве Джон не был покорителем и губернатором Калифорнии, а затем его провезли через континент как преступника; разве он не был важным первопроходцем Америки, составителем карт и открывателем Запада, а затем подвергся военно-полевому суду и был с позором удален из армии; разве он не был знаменосцем нового политического движения, а потом потерпел поражение и был забыт; разве он не был командующим армией Запада, а потом был смещен без возможности доказать свое истинное значение? В течение пяти лет они входили в число самых богатых людей мира, внесли самый большой вклад в экспансию на Запад со времени открытия Орегонской тропы; ныне же они остались без копейки, их железная дорога обанкротилась, идея трансконтинентальной железной дороги сочтена неосуществимой. Все, к чему бы ни прикасались, они доводили почти до конца, а затем чья-то рука, судьбы или человека, отбрасывала их в сторону. Их проекты продолжали развиваться; их идеи созревали и процветали; их достижения становились частью главного потока американской жизни; но они сами, пионеры, лишались участия и вознаграждения.

Что ж, если такая жизнь продиктована судьбой, то они мало что могут сделать и должны смириться с этим. Ее не страшило создавшееся положение, хотя она была обязана дать образование двум сыновьям. Не волновала ее и перспектива вернуться к суровой жизни: ее нисколько не смущало приготовление еды и уборка в комнатах мадам Кастро в Монтерее и на песчаных дюнах Сан-Франциско, если рядом с ней муж. Она может вернуться к такой жизни или начать иную, ожидающую ее; неприятности и разочарования не подорвали ее волю, ведь Джесси Бентон Фремонт похожа на крепко сколоченный корабль, которому нипочем штормовая погода. У нее одна проблема — сохранить здоровье мужа, спокойствие его ума, примирить его с потерями, помочь приспособиться, спланировать с ним новые направления, новую деятельность, новое начало. Разумеется, в пятьдесят семь лет он еще не выдохся. Шесть месяцев назад он был в расцвете сил; сегодня он опечален, огорчен. Завтра он отдохнет, восстановит свои силы и уверенность, а послезавтра они начнут сначала.

Джесси уволила всех слуг и служанок, оставив одну горничную. Лили помогала по хозяйству, молодой Фрэнк ухаживал за садом. Она держала в одном из банков Нью-Йорка некоторое количество акций и облигаций, полученных в подарок от Джона. Эти ценные бумаги были проданы, а деньги пущены на текущие расходы. Бывшую библиотеку барона Гумбольдта продали за значительную сумму; их лошади, экипажи и парусная лодка Чарли принесли достаточную сумму, чтобы оплатить самые горящие долги. Часть большого дома была закрыта; они перестали принимать гостей, кроме самых близких друзей вроде Ханны Кирстен.

Джесси непрестанно трудилась с отчаянием, ранее ей неведомым, посылая письма и петиции, чтобы побудить конгресс возвратить им сорок две тысячи долларов за конфискованный Блэк-Пойнт, добиться для Джона места в правительственном аппарате, которое обеспечило бы скромный достаток. С течением времени его горечь притупилась, он смог на какое-то время найти для себя занятие, выправляя запутанную отчетность железной дороги Мемфис — Эль-Пасо, но не было настоящей работы и подходящих должностей. Она видела, как раздражает его безделье, казалось, что внутри него что-то отмерло, и, несмотря на все усилия, она не смогла зажечь в нем внутренний огонь.

Годы, когда она не считала деньги, и золото Марипозы подорвали ее умение быть бережливой. Ее беспокоило то, что приходившие счета были все еще большими, хотя жили они вроде скромно. Не говоря своей семье, она взяла значительный заем в банке под залог Покахо, полагая, что деньги позволят прожить месяцы, необходимые, чтобы Джон начал новый бизнес или получил правительственное назначение. Ее задумка оказалась наполовину успешной, но возник вопрос об оплате личной расписки Джона, о которой он забыл при крахе; он так расстраивался, что не может оплатить ее, что Джесси отдала ему полученный ею заем, слукавив, будто деньги лежали в ее сейфе в расчете на подобный случай.

У них не было денег на самое необходимое. Именно в этот момент проявила характер Лили: она решила продать картины и предметы искусства и собрать деньги у тех, кто был им должен. Она взяла на себя ведение банковских счетов, покупала припасы, оплачивала счета, решала, какую часть участка следует обрабатывать, а какую — оставить неосвоенной.

Джесси была признательна дочери за то, что та сняла бремя с ее плеч, — это высвободило ее время и энергию для Джона. Они совершали длительные прогулки вдоль реки; проводили зимние вечера в библиотеке перед пылающим камином; строили планы вернуться в Сан-Франциско, как только конгресс оплатит Блэк-Пойнт, и построить небольшой коттедж с видом на пролив. Она старалась подбодрить его, передавая известия от друзей в Вашингтоне, которые были убеждены, что законопроект о Блэк-Пойнте будет принят, уверяли ее, что в генерале Фремонте крайне нуждаются на таком-то посту или на такой-то должности на Западе, что вот-вот последует назначение от президента Гранта или военного департамента. Однако ровным счетом ничего не происходило: конгресс не собирался платить за Блэк-Пойнт, президент Грант игнорировал просьбы об оказании помощи своему бывшему командующему.

Вдвоем Джесси и Лили совершили чудо, сохраняя Покахо почти два года. Между женщинами существовало молчаливое согласие не говорить Джону, что было продано и насколько бедственным было их положение. Но наступил момент, когда Лили призналась матери, что денег больше нет и нет вещей, которые можно продать, и что для покупки еды и содержания Чарли в Аннаполисе и Фрэнка в Вест-Пойнте они должны пойти на новый заем под залог Покахо. Они понимали, что это начало конца, поскольку не было возможности оплатить проценты по первому займу; если они не справятся с новой задолженностью, то потеряют Покахо и останутся без крыши над головой.