Ирвинг Стоун - Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

Рано утром 7 августа, когда она находилась в странном, знакомом ей уже несколько месяцев состоянии между сонливостью и бодрствованием, ей послышались возбужденные голоса внизу, в прихожей. Она поднялась с постели, набросила на себя халат и побежала вниз. Мейли разговаривала с Габриэлем, который то ли был возбужден, то ли дрожал от страха. Джесси услышала, как он сказал:

— Я слышал, как камушки стукнули в мое окно… в каретной… Я выглянул. Там стоял лейтенант Фремонт. Он спросил, могу ли я впустить его в дом, не беспокоя семью?

Джесси встала перед стариком:

— Ты сказал, что видел лейтенанта Фремонта? Когда? Почему ты не привел его ко мне?

— Наверное, в три часа, мисс Джесси. Он сказал, что подождет до утра, — он не хотел никого будить, он погуляет до рассвета.

Потом она услышала звуки, на которые ее ухо было настроено четырнадцать месяцев, — звуки шагов вверх по лестнице, резкий стук в дверь, и Джон оказался в прихожей, проскочив мимо Габриэля; он подхватил ее в полуобморочном состоянии на руки, отнес в большое кресло, присел рядом, покрыл ее дрожащее лицо поцелуями.

Весть распространилась по городу со скоростью пушечного выстрела. В дом Бентонов сбежались друзья. К восьми часам утра встреча превратилась в подлинный прием: присутствующие смеялись, плакали, говорили, перебивая друг друга.

Счастье обрушилось на Джесси, как большая волна. Ожидание кончилось, неопределенность исчезла. Около нее сидел ее муж, более худой, чем она, с ввалившимися щеками, его кожа посерела и поросла щетиной, на лице пролегли глубокие морщины усталости, глаза были воспаленными, одежда — потрепанной. Но он сидел рядом, его похудевшая рука обнимала ее уставшие плечи, ее ухо плохо слышало его ослабевший голос, она ощущала сухие, потрескавшиеся губы у своих щек. Джесси понимала, что сейчас они не такая уж красивая пара, но как прекрасен мир, как чудесно быть вновь вместе!

В полдень шумная толпа друзей ушла.

— Мой дорогой бедняга, — сказала Джесси, — тебе не везет. Когда ты вернулся из первой экспедиции, я была на сносях, а теперь я тоща, как заморенная кошка.

— Ты никогда не была так красива, как сейчас, — ответил Джон, целуя ее в губы. Его нежность сломила ее решение быть спокойной, она захлюпала, как ребенок, и он прижал ее к себе так сильно, что у нее перехватило дыхание.

Позже она сказала:

— Я должна рассказать тебе, почему я отправила ту записку на причал Коу. Я надеюсь, ты одобришь мой поступок, а если не одобришь, то честно скажи мне, чтобы это стало мне уроком на будущее.

— Если ты написала мне немедленно выйти из лагеря, то я понял, что для этого была веская причина, — сказал он. — Что случилось?

— Пришло письмо из Топографического департамента, отзывавшее тебя в Вашингтон для объяснения, почему в мирной экспедиции находится пушка.

— Отзыв. Но он означал бы…

— …Был послан другой офицер на твое место.

— На мое место? — Джон откинулся, как взбрыкнувший конь, его лицо покраснело. — Это дело рук клики из Вест-Пойнта! Они завидуют тому, что я сделал.

— В таком случае я права, что игнорировала приказ?

— Права! — Он закричал на нее, словно она представляла всю аристократию Вест-Пойнта. — Ты была бы дурой, если бы не сделала этого. Ты спасла положение.

— Хорошо! А что случилось с пушкой? Была ли она полезной? Смог ли ты доставить ее назад?

— И да, и нет. Она помогла отбить одну крупную индейскую атаку. Мы устояли бы, но ценой потери нескольких человек. Мы провезли эту пушку от причала Коу тысячу пятьсот миль до Далласа на реке Колумбия, а затем еще четыреста миль по снегу и льду через перевалы из Орегона на западный склон Скалистых гор. Мы даже наполовину перетащили ее через горы Сьерры. Там мы потеряли ее в более чем трехметровом снегу. Нам пришлось туго, и, чтобы уцелеть, мы бросили пушку.

— Сожалею, что ты не смог доставить ее назад в казармы Джефферсона. Но поскольку она спасла вас от набега, у тебя есть оправдание для полковника Аберта и полковника Кирни.

— Подождем до тех пор, когда они увидят наши карты и отчеты, Джесси, и мы будем оправданы.

После этого она спросила:

— А что произошло в горах Сьерры? Почему пришло известие, будто ты и твоя группа погибли? Было очень тяжело? Серьезная ли была опасность?

Джон почесал рукой свои ноги. Стоя на прохладном полу, он отошел от Джесси, мысленно перенесясь в горы Сьерры и в слепящий глаза снежный буран.

— Трудности? Да. Опасности? Да. Смерть? Нет. В дороге погибает слабый. Только тот, чья воля сгибается перед превосходящей силой. Я пересек Сьерру в середине зимы, Джесси, когда индейцы, прожившие там всю жизнь, говорили, что это невозможно. Я первый человек, который перешел перевалы Сьерры зимой. Я нашел перевал во льду на высоте более четырех тысяч метров, когда мы все были на девять десятых мертвыми и все, кроме Карсона и меня, потеряли надежду. Я осуществил переход, Джесси, там, где он находился по моим расчетам. И, взяв перевал, мы спустились прямо в долину Сакраменто и к форту Саттер. Я нашел прямую дорогу и новый проход в Калифорнию. Когда-нибудь он будет так же широко использоваться, как Орегонская тропа. Если будет война с Мексикой, мы возьмем Калифорнию с помощью армии, которая пройдет туда по проложенной мною тропе.

Его голос стал звонким от возбуждения.

— Джесси, это было самое величайшее испытание в моей жизни! Я терпел поражение. Горы Сьерры вымотали меня, невозможно было пробиться человеческому существу… от нас остались слабые тени, и не было сил двигаться. Снег оказался настолько глубоким, что ни человек, ни лошадь не могли пройти. Мы были ослеплены и ничего не видели, окоченели до бесчувствия, ослабли от голода так, что еле держались на ногах. Никогда ранее группа не была так близка к гибели и смерти.

Джон ходил взад-вперед по комнате.

— И вот, когда человек на пределе, когда он на грани поражения и весь мир думает, что с ним покончено, когда у него вроде не остается ни единого шанса, он все же пробивается вперед, преодолевает препятствия, тогда он сильнее природы, тогда он — самая большая сила на земле. Ибо, Джесси, я нашел перевал! Я нашел его, не имея продовольствия и сил, ослепленный, не способный двигать руками и ногами. Я полз три тысячи метров и отыскал наш перевал. Потом вернулся, собрал всю группу и потащил за собой людей и лошадей. Ой, Джесси, такие моменты, такой триумф — высшее удовлетворение, но такое редко выпадает в жизни.

И Джесси, сидя в гостиной, ощутила, что ее сердце, переполненное гордостью за его свершения, вместе с тем сжимается от жалости за это несчастное существо, которое превратило себя в покорителя из-за того, что в своем собственном сознании он оставался неполноценным человеком. В ледяных проходах Сьерры последний должен быть первым, и Джон Фремонт проявил себя, победив природу в отместку за свое незаконное рождение. «Если бы он жил в ледяных ущельях, — подумала Джесси, — преодолевая непреодолимые препятствия, добивался неслыханных успехов, тогда он был бы признанным покорителем, исчезли бы страх и неопределенность, была бы решена загадка Джона Чарлза Фремонта».