Ян Мо - Песнь молодости

С поезда Цзян Хуа спрыгнул возле городских ворот Сибяньмынь. Усталой походкой он добрался до какого-то крестьянского поля, отдохнул там немного и поднялся, чтобы снова двинуться в путь. Заметив, что весь испачкался в угольной пыли, Цзян Хуа медленным шагом дошел до городского рва и начал умываться. Но сколько ни старался, он так и не мог отмыться: его одежда была насквозь пропитана пылью.

Цзян Хуа нахмурил брови, горько усмехнулся и отошел ото рва. Затянув пояс потуже, он направился в город. Он ослаб от голода. Однако, пересиливая себя, он довольно бодро зашагал по улице, изображая из себя рабочего-угольщика, и даже запел песенку «Молодая вдовушка у могилы».

По двум старым адресам он не нашел тех, кого искал, и отправился к университету, надеясь увидеть там Сюй Хуэй. В ворота его не пустили, поэтому ему ничего не оставалось, как прилечь под деревом и дожидаться ее.

Спустя дней десять Цзян Хуа уже совсем не походил на грязного рабочего-угольщика. Несмотря на палящее солнце, он быстро шел по улице Дунсыдацзе, направляясь к Сюй Хуэй. Однако одна непредвиденная встреча задержала его.

— Эй, брат Цзян, давненько мы с тобой не виделись!

Цзян Хуа обернулся. Небольшого роста мужчина средних лет, с непомерно большой головой, одетый в старую, потрепанную куртку, поспешно подошел к нему и схватил за руку.

— А, старина Мэн! — Цзян Хуа улыбнулся и поздоровался с ним.

Это был Мэн Да-хуань. Они вместе воевали в Северной Чахар, в Добровольческой партизанской армии. Мэн Да-хуань — в качестве командира взвода. До этого он был продавцом в магазине. Сейчас он с необычайной радостью пожимал руку Цзян Хуа.

— Старина, вот так встреча!..

Взглянув на потрепанную одежду фронтового друга, на его расплывшиеся в улыбке толстые губы, Цзян Хуа спросил:

— Старина Мэн, что ты поделывал эти два года?

— И не вспоминай лучше! Прямо ужас! — отвечал тот и, склонившись к самому уху Цзян Хуа, зашептал: — Ищу связь с партией — и ничего не могу добиться. Работал по мелочи, так, где придется: в Бэйпине, в Тяньцзине. Всей душой стремлюсь найти своих — и все никак! Вот тебя, наконец, встретил. Ну, пойдем ко мне, у нас с тобой есть о чем поговорить.

Цзян Хуа колебался. Тогда Мэн Да-хуань серьезно посмотрел на него и сказал:

— Эх, как вспомнишь былые дела, приятно на сердце становится: за несколько дней наша армия тогда освободила Баочан, Долоннор, Гуюань, Чжанбэй [98] Баочан, Долоннор, Гуюань, Чжанбэй — города в бывшей провинции Чахар. !.. Здорово долбанули тогда японцев! А этот каналья Чан Кай-ши… Ты понимаешь, силы нашей Коммунистической партии снова растут! — его маленькие глазки довольно блестели. — Я хочу разыскать… Ты поможешь мне? С кем ты сейчас связан?

Как опытный партиец, Цзян Хуа осторожно отнесся к человеку, о котором он так долго ничего не знал. Он улыбнулся и с безразличным видом покачал головой:

— Э-э!.. Я давно уже не занимаюсь этим. У меня нет никаких связей. Я вернулся только что из деревни. Думаю вот заняться чем-нибудь в Бэйпине.

По лицу Мэн Да-хуаня мелькнула тень разочарования, но он тут же расплылся в улыбке, схватил за руку собиравшегося уходить Цзян Хуа и торопливо проговорил:

— Неужели ты?.. Я не могу поверить в это… Однако все равно. Мы, как братья в беде, должны держаться друг друга. Пойдем ко мне, поговорим. — Не обращая внимания на то, что Цзян Хуа вовсе не был расположен идти с ним, он крепко схватил его за руку и повел по улице.

Цзян Хуа пришлось подчиниться. По дороге они вспоминали то одного, то другого из своих прежних знакомых. Мэн Да-хуань не получил большого образования, но в разговоре стремился показать себя передовым человеком. Он не переставая ругал старое общество, надеясь, что Цзян Хуа проникнется к нему доверием. Однако тот по-прежнему старался избегать этой темы. На одной из улиц им встретилась крикливо одетая молодая женщина в розовом платье-халате, с завитыми волосами и сильно накрашенными губами. Взглянув на нее, Цзян Хуа рассмеялся и сказал Мэн Да-хуаню:

— Посмотри-ка, господин Чан Кай-ши проповедует «движение за новую жизнь» [99] «Движение за новую жизнь». — Стремясь парализовать все нарастающий революционный подъем в Китае и отвлечь народные массы от идеи вооруженного сопротивления Японии, Чан Кай-ши по совету известного мракобеса и реакционера Чэнь Ли-фу сделал попытку восстановить культ Конфуция, организовать так называемое «движение за новую жизнь». Он, в частности, призывал и без того нищие массы трудящихся к спартанскому образу жизни, экономии в пище, одежде и т. д. , но эти девушки одеваются все же чересчур вызывающе. Старина Мэн, ты слышал, сам мэр города господин Юань однажды стоял у входа в парк Сунь Ят-сена и задерживал девушек с голыми руками. Любопытно, правда!

Мэн бросил долгий масляный взгляд на белую шею и плечи только что прошедшей женщины, хихикнул и осклабился. По лицу Цзян Хуа промелькнула чуть заметная усмешка.

Так, разговаривая, они незаметно подошли к воротам жандармского управления. Здесь Мэн Да-хуань неожиданно остановился и пристально посмотрел на Цзян Хуа, словно хотел что-то сказать.

Цзян Хуа подтолкнул его плечом.

— Пойдем, старина, уж не твое ли это новое жилье?

— Не мое, друг, а твое. И ты, дорогой, уже прибыл.

Мэн Да-хуань преобразился. Сунув руки в карманы, он самодовольно рассмеялся:

— Старина Цзян, «честный человек не говорит намеками». Могу тебе признаться: я служу в жандармерии.

Но Цзян Хуа не растерялся. Притворившись, что он принял слова «друга» за шутку, Цзян Хуа похлопал его по плечу и сказал:

— Ладно, старина, кто не знает, что ты любитель пошутить! Да разве так нужно разговаривать со старым другом? Пойдем, я знаю за Цяньмынем [100] Цяньмынь — Центральные южные ворота в Пекине. одно местечко, где можно посидеть. Разве тебе больше нечего мне сказать? — голос Цзян Хуа звучал теперь уже по-другому, в лад с многозначительной интонацией Мэн Да-хуаня.

Это ввело в заблуждение провокатора; он надеялся выведать у Цзян Хуа побольше или даже завербовать этого коммуниста, что сулило ему значительную награду. Поколебавшись мгновение, он махнул рукой в сторону часового, стоявшего у дверей. Тотчас же из управления вышли четыре агента в штатском и окружили Цзян Хуа. Мэн Да-хуа быстро вошел в здание. Спустя несколько минут, когда он оттуда вышел, на нем был новенький габардиновый китель, а на голове красовалась соломенная шляпа с плоской тульей.

Выпятив грудь и самодовольно ухмыляясь, он обратился к Цзян Хуа.

— Пошли! Веди туда, где, как ты говорил, можно поболтать.

Мэн Да-хуань шел рядом с Цзян Хуа. Четверо агентов шествовали с ними: два спереди, а двое сзади.