Ян Мо - Песнь молодости

«Знаем о вашей упорной борьбе и поддержке всеобщей голодовки. Мы, ваши товарищи, радуемся за вас. Сегодня мы кончаем голодовку (местное начальство удовлетворило часть наших требований). Разрешаем вам принять пищу. Берегите себя — не ешьте сразу слишком много. Устанавливаем с вами постоянную связь».

Дао-цзин разбудила Юй Шу-сю и показала ей записку. Тоненькие руки Юй Шу-сю задрожали:

— Сестрица Линь, это… это… не… не сон? Мы сначала… поедим не… немного… рисового отвару… а?

Дао-цзин улыбнулась. Она так исхудала, что лицо у нее стало почти с кулачок.

— Осторожнее, враги очень хитры. Давай подождем немного, послушаем.

Прошло еще часа два, наступило время ужина. Из коридора донесся звон ведер, ругань разносящих пищу тюремщиков и охранников:

— Сукины дети! Голодали, так и помирали бы с голоду! А то шумели-шумели, а теперь подавай им. Да еще каши требуют! Ведь не подохли же.

Новая надзирательница холодно и сердито спросила девушек, будут ли они есть. Дао-цзин быстро ответила:

— Мы — как все. Принесите нам скорее жидкой рисовой каши!

Велика и безгранична сила товарищества. Когда Линь Дао-цзин узнала, что они с Юй Шу-сю не одиноки в своей борьбе, их сердца словно влились в великий коллектив — невидимый, разделенный множеством железных стен, но крепко спаянный в единое целое. Они не видели мужественных лиц товарищей, но они ощущали их горячие руки в своих руках, мысленно видели перед собой их полные энтузиазма лица, они дышали одним воздухом с ними. Полученная записка подействовала на них как животворное лекарство. Они сразу же воспрянули духом, а когда поели, настроение у них поднялось еще больше. Ночью Юй Шу-сю тихонько пробралась на постель к Дао-цзин и, прижавшись к ней, таинственно зашептала:

— Сестрица Линь! Сестрица Линь! Угадай-ка, что я скажу? Я только сегодня поняла смысл нашей борьбы. Оказывается, здесь много таких людей, как Чжэн Цзинь.

Дао-цзин улыбнулась. Лицо ее было спокойным и радостным. Она невольно сделала такое же движение, какое часто делала их подруга — погладила Юй Шу-сю по волосам и проговорила тепло и страстно:

— Юй Шу-сю, я так рада! Я сама чувствую, что стала намного лучше разбираться во всем.

Ван Сяо-янь беспокойно расхаживала взад и вперед по своей маленькой, аккуратно прибранной комнатке в пансионе. В руках у нее были «Очерки по политэкономии», но чтение не шло на ум. Отбросив книгу, она остановилась перед зеркалом и стала пристально разглядывать в нем свое отражение. Лицо ее, обычно бледное и спокойное, горело лихорадочным румянцем; брови были страдальчески сдвинуты; она вдруг со всей отчетливостью ощутила, как отчаянно бьется ее сердце.

«Скорей бы уж он приходил…»

При одной мысли о встрече с Дай Юем она вся задрожала от радости. Первая девичья любовь! Любовь, которая пробудила в ней прекрасные мечты, заставила почувствовать радость жизни и укрепила ее веру в революцию. Ван Сяо-янь разбиралась в теории слабее, чем Дао-цзин, но вера ее была тверда: никогда преступное старое общество не найдет у нее поддержки. Люди должны подняться на борьбу за новое, счастливое и справедливое будущее. Дай Юй произвел на нее сильное впечатление с первой встречи. Ей понравилось, как строго и резко осуждал этот спокойный молодой человек преступления и бесчинства гоминдановцев. Затем последовала вторая и третья встречи, Они познакомились ближе. Дай Юй рекомендовал ей для чтения книги, разъяснял прочитанное; он был очень эрудирован, наизусть цитировал целые абзацы из «Капитала» и других известных книг, что постоянно вызывало удивление и восхищение его товарищей. Сяо-янь любила науку, и ее уважение к такому знающему человеку, да при этом еще революционеру, скоро переросло в любовь.

Дай Юй часто бывал у Сяо-янь. Каждый раз, подойдя к дверям ее комнаты, он сначала тихонько трижды стучал в дверь, а затем тихо и вежливо входил в комнату.

— Сколько страниц «Капитала» прочла за эти дни? — спокойно спрашивал он, садясь и поправляя очки. Глаза его не отрывались от лица Сяо-янь.

При встрече с Дай Юем лицо Сяо-янь заливалось краской. Беседа с ним заставляла учащенно биться ее сердце. Она всеми силами старалась скрыть свои чувства, но лицо выдавало ее.

— Я дошла до пятьдесят первой главы — «Отношения распределения и производственные отношения». Скоро кончу, но я ничего не понимаю.

— Очень хорошо. А то, что не понимаешь, — это не страшно. Таков марксизм! Дочитала до пятьдесят первой главы? Там говорится так, — он надел очки и, подумав немного, процитировал: — «Напротив, научный анализ капиталистического способа производства доказывает, что он — способ производства особого рода, специфической исторической определенности, что он, как и всякий другой определенный способ производства, предполагает данную ступень общественных производительных сил и форм их развития…» — Дай Юй остановился и с улыбкой посмотрел на Сяо-янь.

— Какая у тебя память! — Сяо-янь низко опустила голову; в голосе ее звучала искренняя зависть и уважение.

Но чем дальше, тем труднее им было вести подобные разговоры. Придя к Сяо-янь, Дай Юй садился и не сводил с нее глаз. Он не уходил, но и ничего не говорил. Сяо-янь была гордой девушкой, она знала, что влюбилась в Дай Юя, но не хотела первой открыть свои чувства.

Часто, посидев так некоторое время и так и не сказав ни слова, Дай Юй уходил. Однажды, глядя вслед удалявшемуся Дай Юю, Сяо-янь прислонилась к двери, со слезами на глазах тихо прошептала про себя: «Я как будто бы нравлюсь ему… но он… Почему он никогда не показывает этого?..»

Сяо-янь похудела. Любовь иссушила ее сердце. Часто, лежа в кровати, она думала: «Взять и прямо сказать ему, что люблю. Если он не любит, я сумею подавить в себе это чувство». Но при встрече с Дай Юем вся ее храбрость исчезала, ей становилось стыдно.

Но почему же Дай Юй не хотел сказать Сяо-янь о своей любви? Объяснялось это тем, что при каждой встрече с ней он невольно вспоминал о другой женщине.

Лежа на широкой двуспальной кровати, сверкающей никелем, Дай Юй, поколебавшись некоторое время, толкнул спавшую рядом с ним немолодую, очень худую женщину и тихо сказал:

— Фэн-цзюань, проснись! Я хочу что-то сказать тебе.

Женщина раскрыла сонные глаза и, обняв Дай Юя за шею, игриво проговорила:

— Дай Юй, ну что тебе? Обними меня и давай еще немножко поспим!

— Нет, мне нужно идти.

Но Дай Юй продолжал лежать и через некоторое время снова заговорил:

— Послушай, в меня влюбилась одна студентка Пекинского университета, но, не узнав твоего мнения, я не решаюсь сблизиться с ней. Что ты скажешь на это?

Женщина закурила сигарету и сделала две глубокие затяжки. Подняв глаза к потолку, она холодно проговорила: