Валентин Гнатюк - Святослав. Болгария

Император на некоторое время задумался. Ему, конечно, больше нравилась прямая и красивая победа его доблестных «Бессмертных» над упрямыми варварами, но слишком дорого северные скифы отдают свои жизни, каждый уносит с собой по нескольку его лучших воинов.

– Ладно, приступай, нет времени возиться с этими дикарями, нам пора двигаться дальше.

Вскоре по приказу Иоанна Куркуаса в сторону царского дворца полетели огненные стрелы, дротики и горшки с греческим огнём. Дворец загорелся сразу в нескольких местах, а снаряды всё летели и летели, поджигая и разрушая всё подряд.

Цимисхес ждал, что «выкуренные» огнём остатки северных варваров вот-вот выползут из объятого пламенем дворца и станут молить о пощаде. Время шло, но никто не появлялся из разбитых ворот. Неужели они предпочитают плену смерть в огне?

Но того, что произошло в следующие мгновения, не ожидал никто – ни император, ни его многоопытные военачальники, видевшие на своём веку немало битв.

Варвары не вышли сдаваться на милость победителей. Обезумевшие от бушующего вокруг пламени боевые кони неукротимых скифов с не менее взбешёнными седоками вылетели из горящего дворца, будто сами были огненными вихрями или посланцами огнедышащей преисподней. Они топтали и поражали всех, кто не успел убраться с пути. Раздавая молниеносные удары налево и направо, скифы набросились на растерявшихся византийцев и пошли сквозь их ряды, как раскалённый докрасна стержень в деревянную колодку. Тут уже были бессильны метательные машины, воинский опыт стратигосов и стратопедархов, а также защитная броня гоплитов и катафрактов. Пока византийцы опомнились, пока собрались для отпора неожиданного нападения, русы уже пробились сквозь находившиеся перед ними заслоны и, оставив после себя груду тел, растворились в лабиринте городских улиц, безжалостно предавая смерти попадавшихся на пути воинов, никак не ожидавших встретить в центре захваченного града смертоносный отряд закопчённых и окровавленных россов. Прорубившись в сторону Северных ворот, которые были открыты, отряд Свенельда, живой мельницей смерти прокладывая себе дорогу через уже редкие ряды оцепления, вырвался и помчался по северо-западной дороге. В живых осталось около двух сотен воинов. Их никто не преследовал. В центре Великой Преславы ярким факелом пылал царский дворец, из которого больше никто не вышел…

Сгорели в огне все оставшиеся доблестные защитники. Унеслись в Сваргу бессмертные души воинов, стали перуничами и сварожичами. И кудесник Мовеслав не оставил своих детей и ушёл вместе с ними, как жрец и воин, сжимая в руке ритуальный кинжал, которым он приносил богам в жертву овец и быков на капище. И перед смертью успел принести в жертву Перуну немало вражеских воинов.

Узнав об этом, Каридис невольно вспомнил слова казнённого по его приказу проклятого чародея. «Похоже, перед лицом неминуемой гибели они почти все становятся неуязвимыми демонами. В борьбе с ними рушатся самые трезвые и верные расчёты. Помнится, как каган Хазарии и его окружение считали, что Сффентослаф не человек, а дэв. Я тогда смеялся над их страхами, а теперь… – И вдруг ему стало совершенно ясно, сколь наивен был он сам, старший стратигос Каридис, ещё несколько дней тому назад, когда хотел угрозой скорой казни сломить молодого руса. – Да это одно и то же, что пытаться напугать тигра куском свежего мяса», – неожиданно возникло в голове «прозревшего» трапезита.

Объявив Великую Преславу Ианнополем и оставив гарнизон, Цимисхес устремил армию к Доростолу, или, по-гречески, Дристру, велев по пути своим воинам грабить и разорять болгарские города в наказание за подчинение скифам.

Калокир и его охоронцы, уставшие, на замученных лошадях, мчались по немноголюдным в этот час улицам Доростола. А когда доскакали до старого каменного дома, где расположился князь, оказалось, что его нет на месте. О том поведала жена князя Предслава. Она вышла навстречу, как всегда собранная, и мягким вопросительным взором окинула запылённого гостя. Калокиру вдруг почудилось, что она читает его мысли, как простой пергамент. Он хотел усилием воли избавиться от навязчивого ощущения, но не смог.

– Проходи, патрикий, поешь, попей с дороги, вижу, путь был нелёгкий, – посторонившись, широким жестом предложила хозяйка дома.

– Нет, я только пить хочу, во рту пересохло от пыли, – хрипло ответил Хорсунянин и, осушив до дна ковш холодного кваса, вернулся во двор.

Обессиленный долгой дорогой и терзавшими его переживаниями, патрикий опустился на широкую мраморную скамью у входа. «Я уже немало живу среди язычников, но всё не привыкну к их чародеям. У нас ведь тоже раньше были пифии, оракулы, жрецы и заклинатели, но всё как-то ушло, растворилось во времени вместе с древней магией. А сейчас вот эта Предслава так пронзила своим колдовским взором, что до сих пор не по себе».

Калокир вдруг вспомнил: вот так же скакал недавно улицами праздничной Великой Преславы запылённый гонец со страшной вестью о подходе византийских войск. «Теперь я сам такой же вестник», – уныло подумал Хорсунянин. И вдруг ясно, до острой боли в уставшем мозгу, ощутил, что отныне он – не будущий император Византии, а просто гонец с плохими вестями. Он отрешённо сидел, не в силах пошевелиться.

Святослав, едва ему Предслава сообщила через посыльного, что из болгарской столицы нежданно явился патрикий с дурными вестями, немедля поспешил с ратного поля, где наблюдал за учениями своих воинов, в град.

– Как случилось, что заставы и посты на перевалах не дали условного знака? Почему нападение Цимисхеса стало для Великой Преславы столь неожиданным? – строго вопрошал Калокира Святослав. Очи его острым взглядом впивались в лик патрикия и проникали, кажется, в самую душу.

Патрикий с затаённой тревогой ждал, что он вот-вот спросит: «Почему ты оставил поле предстоящей битвы и удалился из Преславы?» Но князь не спросил этого, наверное, и так всё понимал. Князь русов всегда уважал храбрых воинов и не прощал тех, кто не мог одолеть своего страха. Калокир не ведал, что отвечать названому брату, и молчал, понурив голову. А Святослав, мгновенно помрачнев, стал по-особому собран и быстр в решениях, как всегда в час грозной опасности.

– Так речёшь, сам император к Великой Преславе пожаловал со всем воинством? Ну что ж, нам ходить далече не придётся. – Князь обернулся к посыльному: – Темников ко мне!

С того самого времени Святослав поспевал везде, с утра до позднего вечера стремясь собрать как можно больше войска, чтобы скорее ударить по византийцам и прорвать осадное коло вокруг столицы Болгарии. Из Переяславца подходили воины Зворыки, сюда же спешили болгарские воины конные и пешие, узнавшие о нападении греков. Подвозились припасы для дружины и прокорм для коней. Мастеровые споро чинили доростольские укрепления. Всё делалось слаженно и быстро.