Владимир Меженков - Проклятие Ирода Великого

Телосложение его соответствовало его духу. Он с ранней молодости был превосходным охотником, и этим он в особенности был обязан своей ловкости и верховой езде. Однажды он в один день убил сорок животных (тамошняя стороны воспитывает, между прочим, диких свиней; но особенно изобилует она оленями и дикими ослами). Как воин Ирод был непобедим; также и на турнирах многие страшились его, потому что они видели, как ровно он бросает свое копье и как метко попадает его стрела. При всех этих телесных и душевных качествах ему покровительствовало и счастье: редко когда он имел неудачу в войне, а самые поражения его являлись всегда следствием или измены известных лиц, или необдуманности его солдат».

Описание это и эта характеристика Ирода как строителя, воина и человека, мало согласуется с устоявшимся представлением о нем, как об изверге, лишь по недоразумению удостоившимся титула Великий.

Однако главным делом всей жизни Ирода, обессмертившим его имя, стало возведение нового Храма в Иерусалиме на месте полностью сгоревшего полутысячелетим ранее Храма Соломона. Но как раз это главное дело Ирода встретило активное противодействие со стороны евреев: они опасались, что царь уничтожит старый Храм [309]прежде, чем сможет построить на его месте новый. Ирод поспешил успокоить соотечественников, заверив их, что снесет старый храм не ранее, чем у него будет все подготовлено для сооружения нового святилища. И он не обманул соотечественников: прежде, чем приступить к строительству главного своего сооружения, Ирод заготовил тысячу телег для перевозки камней, нанял десять тысяч самых опытных строителей, приобрел для тысячи священников новые одеяния и обучил часть из них плотничьему делу, а другую строительному искусству, предполагая доверить этой части священнослужителей возведение тех помещений храма, куда доступ мирянам был запрещен. После этого он созвал в Иерусалим народ со всех концов Иудеи и обратился к ним со следующим словом:

– Сограждане! Говорить обо всем, что сделано мною во время моего царствования, я теперь считаю излишним; впрочем, все это я сделал не столько для своей собственной славы, сколько в видах вашей же личной безопасности. И вот, после того как я не забывал о вас в многоразличных и крайних бедствиях и при сооружении разных построек думал менее о себе, чем о вашем благе, я полагаю, что мне с помощью и по желанию Предвечного удалось довести вас до такого цветущего благосостояния, которого раньше не достигал народ иудейский…

Был конец дня. Солнце клонилось к горизонту. Ирод стоял спиной к солнцу и лицом к народу. Тень от него, постепенно увеличиваясь, медленно ползла по площади и к концу его выступления достигла народа. Ироду показалось знаменательным, что эта тень легла на его подданных и, продолжая удлиняться, поползла по их головам. «Что бы это могло значить? – мелькнуло в мозгу Ирода, и тут же откликнулось ответом: – Мой храм освятит народ иудейский новой верой!» Ирод на минуту смутился таким ответом. «Какой новой верой? – спросил он себя. – Разве прежняя вера исчерпала себя? Неужто прав ессей Менахем, который полагает, что грядет полнота времени и Предвечный станет судить концы земли, а царю Своему даст крепость и вознесет рог помазанника Своего? Кто этот царь и кто помазанник Предвечного?»

Ирод помотал головой, как бы отгоняя от себя неуместные в разговоре с народом мысли, и, набрав в грудь побольше воздуха, зычно продолжал:

– Поэтому мне кажется теперь лишним говорить здесь вам, кто это сам прекрасно знает, о том, что я сделал для страны, сколько городов мы воздвигли в стране и вновь присоединенных к ней владениях, чем отличнейшим образом мы сами возвысились; здесь я хочу указать лишь на то, сколько поднимет наше благочестие и прославит нас то сооружение, приступить к которому я теперь имею в виду. Этот храм построили в честь Всесильного Бога наши отцы по возвращении из Вавилона; но ему не достает целых шестидесяти локтей в вышину, чтобы сравняться с древним Соломоновым храмом. Но пусть никто не вздумает при этом случае обвинять предков наших в недостатке благочестия. Они сами имели в виду соорудить его в должных размерах, но меры были тут предписаны им Киром и Дарием Гистаспом, которым и потомкам которых были подвластны наши предки, равно как впоследствии они были подчинены македонянам. Поэтому они не имели возможности построить храм такой высоты, какой бы требовали его прототип и их собственное благочестие. А так как я теперь, по милости Божьей, правлю самостоятельно, наслаждаюсь полным миром, у меня много денег и большие доходы, а, главным образом, так как к нам расположены и дружелюбны римляне, эти властители всего, как говорится, мира, то я попытаюсь исправить ошибку прежних времен, объясняющуюся стесненным положением зависимых людей, и воздам Предвечному дань благочестия за все те благодеяния, которыми Он осыпал меня во время этого моего царствования…

На описании этого Храма, уничтоженного в ходе Иудейской войны 66–73 гг. н. э., следует чуть подробней остановиться, воспользовавшись для этого рассказом упомянутого выше шведского библеиста XIX века Эрика Нюстрема:

«Так как евреи не допустили, чтобы храм Зоровавелев был сразу разрушен, то Ирод, уступая их желанию, убирал части старого храма по мере постройки новых, почему этот храм долгое время назывался «вторым храмом», хотя увеличенным и украшенным. Этот храм Ирода требует однако же особенного внимания, так как он украшал Иерусалим во дни нашего Спасителя. Он учил на его дворах и предвозвестил его гибель, когда ученики указывали Ему на роскошь и драгоценности храма. Этот храм, который со своими дворами занимал площадь 500 кв. локтей, или, по Талмуду, 250 кв. метров, т. е. почти то же пространство, что и теперешняя площадь Харам, был построен террасами, так что каждый из внутренних дворов был расположен выше внешнего, а самый храм возвышался на западной стороне и, обозреваемый из города и его окрестностей, представлял величественное зрелище. ”Учитель! посмотри, какие камни и какие здания!”, – сказал Иисусу один из Его учеников. Внешний двор, который был доступен также для язычников и нечистых, был окружен высокой стеной с несколькими воротами; он был вымощен разноцветными плитами; с трех его сторон шла двойная колоннада, а с четвертой, южной стороны – тройная колоннада под кедровой крышей, которая поддерживалась мраморными колоннами в 25 локтей вышиною. Эта южная колоннада, самая лучшая и большая, называлась царским портиком. Восточная была названа притвором Соломоновым, вероятно, как сохранившаяся с более древних времен. На этом внешнем дворе продавали волов, овец и голубей и сидели меновщики, предлагавшие деньги для размена. С внутренней стороны этот двор был отделен от внутренних дворов храма каменным парапетом в три локтя вышиною и террасой в десять локтей шириною. На этом парапете в нескольких местах были помещены доски с греческими и латинскими надписями, которые воспрещали не евреям – под страхом смертной казни – проходить дальше. Такая доска из Иродова храма недавно найдена в Иерусалиме с греческой надписью следующего содержания: ”Никакой иноплеменник не имеет доступа внутрь ограды и каменной стены вокруг храма. Кто будет застигнут в нарушении этого правила, пусть сам несет ответственность за смертную казнь, которая за это следует”. Даже римляне с уважением относились к этому запрещению. До какой степени евреи проявляли фанатизм по отношению к преступившим это запрещение, указывает случай с Павлом и Трофимом [310]. Самое место храма внутри этой преграды было со всех сторон окружено стеною, которая с внешней стороны была сорока локтей (20 метров) вышины, а с внутренней только 25 локтей (12,5 метров) вследствие уклона горы, так что туда должно было всходить по лестницам.