Владимир Меженков - Проклятие Ирода Великого

– Будь справедлив, Ирод!

– Никто не вправе продавать иудеев в рабство!

– Евреи не должны становиться рабами язычников!

– Если вор пойман, то пусть он заплатит вдвое за украденное! [365]

– Вели казнить их, Ирод, но не делать вечными рабами чужеземцев! «Если кто застанет вора подкапывающего, и ударит его, так что он умрет, то кровь не вменится ему»! [366]

– «Но если взошло над ним солнце, то вменится ему кровь! Укравший должен заплатить; а если нечем, то путь продадут его для уплаты за украденное им» [367].

– Продадут иудеям же, но никак не чужеземцам! Будь благочестив, Ирод!

Случившийся тут же первосвященник Симон, отец Мариамны II и тесть Ирода, приблизившись к царю, шепнул ему на ухо:

– Не бери греха на душу, Ирод. Закон запрещает продавать еврея на вечные времена. Сказано: «Если купишь раба Еврея, пусть он работает шесть лет; а в седьмой пусть выйдет на волю даром» [368].

Ирод неприязненно посмотрел на первосвященника, ничего ему не ответил, а Птолемею сказал:

– Тебе ясен мой приказ? Выполняй! – И, ни на кого больше не обращая внимания и ничего перед собой не видя, кроме мраморных плит, которыми была вымощена площадь, вернулся во дворец.

Продажа первой партии выловленных преступников в рабство и протесты простолюдинов, поддержанные первосвященником Симоном, произвели на Ирода двойственное впечатление. С одной стороны, он понимал, что всякое зло должно быть своевременно и самым беспощадным образом выкорчевано, ибо, укоренившись, оно может заполнить собой всю жизненную ниву, не оставив росткам добра ни малейших шансов пробиться к свету и выжить. С другой стороны, он понимал и людей, благочестию которых претила такая беспощадная борьба со злом. Стало быть, думал Ирод, зло не должно искореняться злом? Но как быть в таком случае с заповеданным «глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб»? [369]Ирод провел несколько бессонных ночей в поисках ответов на свои вопросы, но так и не нашел их. В утомленном сознании его зло перемешивалось с добром, а добро со злом, и тогда, чтобы не мучить себя и дальше, он утешился скорбной фразой пророка: «Горе тем, которые зло называют добром, и добро злом…» [370]

Он не отменил своего указа о продаже воров и убийц в вечное рабство чужеземцам, что породило в народе слухи о заносчивости царя, который поступает не как мудрый правитель, а как тиран, насмехающийся над своими подданными. В то же время Ирод стал более чуток ко всем жалобам евреев, проживающих в других государствах, на притеснения со стороны коренных жителей этих государств. Щепетильность, с какой Ирод рассматривал каждую из таких жалоб и делал все от него зависящее, чтобы евреи и в диаспорах могли чувствовать себя такими же свободными людьми, как в своей собственной стране, снискала ему уважение со стороны зарубежных соотечественников. Ирод не ограничивался денежными воспомоществлениями пострадавшим от притеснений и своими обращениями к Октавию, которого называл теперь не иначе, как Августом, но и лично отправлялся в страны, откуда поступали жалобы, чтобы разрешить все спорные вопросы на месте. Август оказывал ему в этой его деятельности всемерную поддержку, а когда жалобы с мест становились особенно настойчивыми, направлял в помощь Ироду одного из своих приближенных, чтобы тот при разрешении спорных вопросов мог употребить власть и авторитет Рима. Одним из таких приближенных чаще всего становился сподвижник и друг Августа Агриппа. Влиятельный военачальник и политик, происходивший, как и Ирод, из простолюдинов, он благодаря своим талантам добился звания второго, после Августа, человека в империи. Подобно Ироду, Агриппа на собственные средства построил многочисленные общественные здания, возвел Пантеон [371], основал город Кёльн, соорудил водопровод и термы в Риме, осуществил геодезическую съемку всей Римской империи, которая легла в основу составления первой карты мира. Между Агриппой и Иродом вообще было много общих черт, включая присущую им обоим щедрость в оказании помощи нуждающимся, что не могло не сказаться на их личных взаимоотношениях, которые до самой смерти Агриппы (умер Агриппа в 12 г. до н. э. в возрасте 52-х лет) оставались не просто дружественными, но сердечными.

Случилось так, что от евреев, живших в Ионии [372], одновременно в Рим и Иерусалим поступила жалоба тамошних евреев на притеснения со стороны греков. Греки, писали евреи, мешают им жить сообразно их обычаям, заставляют являться в суд в священные субботы, отбирают предназначенные для Иерусалимского Храма деньги, заставляют нести военную службу и заниматься общественными работами, от которых они навсегда освобождены римлянами, предоставившими им право жить по собственным законам. Ирод, получив эту жалобу, сразу же отправился в Ионию; туда же в сопровождении высокопоставленных римских чиновников прибыл и Агриппа. Давние друзья тепло приветствовали друг друга и, не теряя времени, немедленно приступили к рассмотрению существа жалобы евреев, собрав для этого многочисленных представителей обеих тяжущихся сторон – греков и евреев. От имени евреев выступил некто Николай, почитавший себя другом Ирода за щедрую материальную помощь, которую тот некогда оказал ионийским евреям, о чем сам Ирод успел забыть. Вот эта речь в том виде, в каком она дошла до нас:

«Всесильный Агриппа! Все те, которые находятся в стесненном положении, должны обращаться за помощью к лицам, могущим поддержать их. Особенное право на это имеют здесь предстоящие ныне ты, Агриппа, и ты, Ирод. Получая от вас прежде неоднократно те милости, которые служили к их благополучию, они теперь просят, чтобы вы, даровавшие им эти милости, теперь не лишали их таковых.

Ведь они получили свои привилегии от тех, у которых исключительно и есть на то возможность и власть, а теперь у них отнимают эти преимущества не более сильные, но такие же точно, как они сами, подданные ваши. Если они удостоились бóльших преимуществ, то в этом самом и заключается уже похвала им: значит, они оказались достойными таких великих милостей.

Если же преимущества незначительны, то гнусно, что даровавшие их не дают им возможности спокойно пользоваться ими. Вполне ведь ясно, что те, которые стесняют и гнетут иудеев, оскорбляют обе стороны – как тех, кто удостоился милостей, не признавая порядочными людьми тех, кого таковыми признали более могущественные, почему и даровали им указанные привилегии, так и самих даровавших эти преимущества, потому что стараются свести на ничто дарованные ими привилегии. И вот, если бы кто-нибудь спросил их, чего они предпочли бы лишиться, жизни или родных своих обычаев, процессий, жертвоприношений и празднеств, устраиваемых ими в честь так называемых богов их, то я отлично знаю, что они готовы были бы претерпеть все, лишь бы не тронуть чего-либо из обычаев. Ведь большинство их и предпринимает войны для ограждения этих установлений. Мы же тем измеряем благополучие, которым ныне благодаря вам пользуется все человечество, что каждой стране предоставлена возможность справлять почитаемые родные обычаи и жить по ним. И вот теперь люди, которые сами не согласились бы претерпеть таковое, изо всех сил пытаются навязать это другим, совершенно упуская из виду, что они поступают одинаково безбожно, когда пренебрегают собственными священными постановлениями относительно своих богов или когда святотатственно посягают на подобные чужие установления.