Анри Гуссе - Знаменитые куртизанки древности. Аспазия. Клеопатра. Феодора

Влиянию Аспазии приписывали войну с Самосом; ему же надо приписать и Пелопонесскую войну. В 432 году Перикл, под предлогом важных убытков, заставил вотировать декрет, по которому мегарийцы предавались изгнанию из половины Греции.

Рынки – Афин и подданных городов для них должны были быть закрыты; всякий мегариец, застигнутый на территории Аттики, подвергался смертной казни; полководцы, вступая в свою должность, должны были давать клятву в том, что два раза в год будут идти разорять Мегариду. Этот декрет имел самые тяжелые последствия, так как, если строго говоря, он не был причиною, то, во всяком случае, – поводом к Пелопонесской войне. Действительно, вот что рассказывали враги Перикла: "Мегарийцы пришли для того, чтобы похитить двух куртизанок, которых Аспазия держит в своем доме. Аспазия прогневалась, Перикл Олимпийский мечет молнии, и война загорелась!!"

Кроме того, что этот анекдот сам по себе кажется неправдоподобным, такие важне происшествия не могли произойти от таких пустых причин. Без сомнения, единственные жалобы, возведенные на мегарийцев, и состояли в том, что они принимали беглых рабов и что они присвоили территорию, принадлежащую великим богиням Элевзиса.

Эти причины не могли мотивировать строгости декрета; но это были только одни поводы. В течении многих лет уже подготовлялась беспощадная, фатальная война между Афинами и Спартой. Мир, заключенный с Корсирией, в 433 году, раздражал коринфян и беспокоил Спарту. Чтобы отомстить за поддержку, оказанную корсириянам, коринфяне возмутили Потидею, город, подданный Афинам. В отместку за это афиняне послали декрет против мегарийцев, верных союзников Коринфа.

Эти важные события наступили почти тотчас после трех процессов Фидия, Анаксагора и Аспазии и в тот момент, когда против Перикла самого был возбужден процесс по сдаче отчетов. Совпадение, бывшее в самом деле злосчастным, не могло остаться незамеченным. Таким образом, у народа образовалось другое подозрение, будто Перикл вызвал враждебные действия, чтобы поддержать свою власть, становясь необходимым. По всей вероятности, однако, между этими процессами и декретом против мегарийцев было скорее случайное совпадение, чем какое-либо соотношение. Тем не менее, существует сомнение, и его можно принять, что с одной стороны затруднительное положение, в котором находился Перикл, с другой стороны, чувство вполне извинительное, хотя и эгоистическое, повлияли на его поведение. Периклу было уже шестьдесят пять лет, и война казалась ему неизбежной рано или поздно: не было ли бы для афинян лучше, чтобы она наступила еще при его жизни? Великие люди, естественно, склонны отождествлять свои личные интересы с интересами общественными.

Война началась. Сначала успех находился на стороне афинян. Они осадили Потидею, заняли Эгину и Платею, взяли Празию у лакедемонян, отбросили пелопонесский флот из вод Кефалонии, захватили Мегариду, опустошили берега Арголиды, Лаконии и Мессении, но эти успехи на окраинах не вознаградили бедствий, которые разразились над Афинами. Два раза лакадемоняне вступали в Аттику, принуждая жителей искать защиты за стенами столицы. Их жилища, земли, их серебряные рудники были оставлены на разорение неприятеля, сами же жители кочевали по площадям, вокруг храмов, между длинными стенами. Внезапно, в этом скученном на небольшом пространстве и уже ослабленном болезнями населении, разразилась чума с неслыханной силой. Масса народа умерла при этом. Ни сожжения трупов, ни погребения не было достаточно: улицы были загромождены трупами.

Эта страшная эпидемия, наводнение Аттики пелопонессцами, опустошения, ими производимые, все эти бедствия, соединенные с перспективой продолжительной войны, возбудили общее негодование против Перикла. Этим пользовались его политические враги. Процесс по сдаче отчетов, который был возбужден против него несколько времени ранее, во время процесса Аспазии, и приостановлен по случаю начала войны, в 430 году был возобновлен демагогом Клеоном. Перикл должен был предстать пред дикастами. Признанный виновным, он был приговорен к штрафу в восемьдесят талантов и отставлен от своей должности полководца, в которую его выбирали ежегодно в течении уже тридцати лет (для славы Афин).

Тяжелый удар постиг Перикла: не только в его политической, но и в частной жизни он был не менее чувствительным. В течение нескольких дней умерло от чумы несколько его друзей, сестра и его родные сыновья, Ксантипп и Парил. Когда Перикл, перенесший все эти испытания с твердостью, возложил погребальный венок на голову Парила, он не мог более совладать с своим горем. Разражаясь рыданиями, с лицом, мокрым от слез, он упал, уничтоженный, около трупа своего последнего сына.

Однако один лишь год спустя после его изгнания афиняне, отличавшиеся своею необычайною изменчивостью в решениях, вернули Периклу его прежнюю власть. Они сделали даже более; они ему вернули сына, обходя этим закон о незаконнорожденных детях; сына этого Перикл имел от Аспазии. Он мог его признать и его могли записать, как афинянина, на общественных записях. Этот сын, носивший имя Перикла, в 406 году был назначен полководцем. Будучи победителем лакедемонян во время сражения при Аргинусе, он разделил участь пяти других полководцев, командовавших вместе с ним во время Эолидского похода. Афиняне чествовали их за победу, но приговорили к смертной казни за то, что после сражения они не позаботились оказать помощь раненым и потерпевшим кораблекрушение. В собрании в Пниксе, которое за нарушение закона, производило суд над полководцами, Сократ, один из старейших друзей Перикла, и Аспазия, были единственными лицами, протестовавшими против обвинительного приговора. Перикл умер от медленной лихорадки, несколько месяцев после того, как ему вернули власть, около середины 429 года.

Если верить философу Эсхину, Аспазия сделалась тогда содержанкой богатого купца, скотника на имени Лизикл, который благодаря ей, будучи простым мужиком, сумел занять место среди первых деятелей республики.

Фукидид и Аристофан действительно приводят какого-то Лизикла, продавца баранов, выбранного в 428 году полководцем; он был убит неприятелем в конце того же года, значит, через восемнадцать месяцев по смерти Перикла. Итак, Аспазия очень скоро забыла человека, бывшего ей мужем, и, с другой стороны, ей нужно было очень мало времени для того, чтобы доверщить политическое образование Лизикла! Но так как эта связь ее с Лизиклом представляется крайне сомнительной, то можно не верить в нее и думать, что Аспазия осталась верной памяти великого афинянина.

Таким образом, Аспазия не имеет, собственно говоря, истории; но про нее существует легенда, и эта легенда ее ставит выше, чем могла поставить ее история. Последователи Сократа сделали из Аспазии личность идеальную. В памяти людей она остается музою века Перикла.