Ален Бюизин - Казанова

В начале апреля 1760 года он отправился в Цюрих, где какое-то время серьезно помышлял о том, чтобы удалиться от мира и завершить земной путь монахом в бенедиктинском аббатстве Эйнзидельн. Через две недели встреча с соблазнительной амазонкой г-жой де В., которая на самом деле была баронессой де Ролль, заставила его тут же изменить свое решение, и вскоре он уехал из Цюриха в Солер, следуя за очаровательной молодой женщиной, чтобы за ней ухаживать. Решив строить из себя важную персону, он не только взял кредитное поручительство для предъявления в Женеве, но еще и написал г-же д’Юрфе, чтобы та послала ему в Солер до востребования «суровое письмо к Шавиньи, французскому послу» (II, 306), находившемуся в Швейцарии с 1753 года. Действительно, по приезде он обнаружил письмо от герцога де Шуазеля, адресованное послу, а также записку от г-жи д’Юрфе, в которой та уточняла, что специально ездила в Версаль и уверена, что герцогиня де Грамон, сестра Шуазеля, получила от министра самое действенное письмо. И в самом деле, рекомендация оказалась эффективной. Шавиньи оказал Казанове сердечный прием как человеку, которому покровительствует министр, обходился с ним с предупредительностью, вспомнил о Венеции, где был на посту с 1750 по 1751 год, и сделал все, что было в его власти, чтобы способствовать его любовным планам. Высшие власти в Швейцарии не принимали Джакомо Казанову как простого авантюриста, которого следовало бы остерегаться. Его холили, лелеяли, защищали. Развлекали.

С какой стати придавать столько значения письму министра? Потому что чуть позже посол Франции станет обращаться к Казанове, называя его г-ном де Сенгалем, новым именем, использованным впервые в тексте «Мемуаров», где, кстати, в оригинальной рукописи венецианец сначала написал Казанова, а затем зачеркнул и переправил на Сенгаля. Помарка, которая, тем не менее, доказывает, что писатель был несколько неуверен относительно имени, которое носил в то время, или что он с неохотой его раскрывал. Однако венецианец уже не в первый раз публично и официально использовал это имя, как то доказывает расписка, составленная в Цюрихе, где Казанова получил наличные деньги под залог своих личных вещей и безделушек: «Я, нижеподписавшийся, обязуюсь вернуть г-ну шевалье де Сенгалю, как только тот уплатит мне восемьдесят луидоров, синий камзол с горностаем, с жилетом из белого атласа с вышивкой и штанами в цвет, одновременно с камзолом, жилетом, бархатными штанами четырех цветов и кружевным жабо, чехол для зубочисток с золотым орнаментом, две муслиновые сорочки с кружевными манжетами, пару английских манжет, перстень с тайником и с его гербом, печать с изображением Геркулеса и другую, с Гальбой, печать с изображением римской колесницы, двустороннюю печать с профилем на каждой стороне, еще одну печатку, с компасом с одной стороны и с изображением на другой, небольшой золотой свисток, золотой амулет в форме двух ног, брелок, изображающий три башни, флакон из горного хрусталя с эмалированной позолоченной крышкой, флейту с россыпью малых бриллиантов, нож из золота и стали, аметистовую булавку с малыми бриллиантами, штопор из позолоченного серебра. Все эти предметы находятся в моих руках. Составлено в Цюрихе, 24 апреля 1760 года. Г. Эшер де Берг». Подобный документ вносит еще больше таинственности в действительное положение Казановы. Разве он не утверждал, что, потеряв много денег в Париже на шелковой мануфактуре и слегка подзаработав в Голландии, прибыл в Швейцарию, имея триста тысяч франков? Почему же теперь он вынужден закладывать свои красивые штаны и драгоценные безделушки ради нескольких флоринов, получив лишь малую часть от их истинной стоимости, как это принято при сделках такого рода, крайне невыгодных для того, кто остро нуждается в деньгах? К тому же заложенные вещи отнюдь не принадлежат обнищавшему человеку, и это в очередной раз доказывает, что Джакомо обожает выставлять свое богатство напоказ. Немного времени спустя он снимет в Солере великолепный загородный дом, возможно, замок Вальдек XVI века, с многочисленным персоналом, лакеями, экономкой и поваром. Как он выкрутился, чтобы жить на столь широкую ногу и нести столь большие расходы? В бурной жизни авантюриста всегда останутся обширные теневые стороны, ведь он обладал редкой способностью изыскивать новые и значительные ресурсы по мере нужды, а нужда в средствах часто была велика, чтобы обеспечивать его галантные похождения, требовавшие все больших затрат.

Тем не менее по поводу странного имени Сенгаль было пролито море чернил, и это еще мягко сказано. Является ли оно признаком быстрого и притворного облагораживания (которое в XVIII веке было трудно проверить у иностранных путешественников), бесцеремонно присвоенным Казановой по собственной воле, чтобы загладить досадное происхождение от комедиантов и внушить больше почтения всем тем, кто станет приглашать его в гости? В конце концов, ему это было по плечу. В прошлом он поступал и хуже, присваивая себе без зазрений совести более ощутимое имущество, нежели простое имя. Завладел ли он этим именем после посещения аббатства Сен-Галль в Швейцарии? Или же его вдохновило название крепостных ворот во Флоренции – Порта ди Сан Галло? Или же он, правда, довольно запоздало, составил анаграмму из имени датского лингвиста Снетлаге? Придал ли он благородства своей подписи, составив себе псевдоним, как думает Филипп Соллерс, из слова seing – знак, подпись, желая сказать, что она высокая (alt), то есть древняя? Сам он никак не пояснил происхождение этого имени, когда много позже его расспрашивал по данному поводу аугсбургский бургомистр, ответив, что это имя принадлежит ему, поскольку он сам его выдумал. Ясно, что Казанова, ответственный словотворец, который в данном случае полностью принимает на себя изобретение своего имени, хочет избавиться от именных корней, чтобы самому основать свою фамилию, имя писателя, разумеется, поскольку писатель «весь в имени, которое он себе дал, даже если это имя идентично имени его родителя. Писать значит разрывать биологическую или генеалогическую цепь, это акт свободы, выходящий за всякие рамки, а потому находящийся под пристальным наблюдением» [76] Philippe Sollers, op. cit., p. 170. .

То, что Казанова выдумал себе имя, в конце концов, вероятно и даже понятно. Удивительнее то, что он сумел навязать его другим, в особенности тем, кто уже знал его под именем Казановы. В Солере посол называл Джакомо Казанову именем Сенгаля, но узнать об этом имени он мог лишь из письма герцога де Шуазеля, следовательно, в своем письме Шуазель использовал этот псевдоним. Если только имя Сенгаль не выдуманное прозвище, а «зашифрованное имя, которое Шуазель, Казанова и французские службы приняли для обмена донесениями» [77] Félicien Marceau, op. cit., p. 190. ,– предполагает Ф. Марсо. Но тогда почему Казанова с такой небрежностью пользовался именем, которое по определению должно было держаться в секрете?