Карл Шпиндлер - Царь Сиона

— Я люблю поговорить, раз уж только открою рот; поэтому прошу вас, Бокельсон, не примите моих слов в дурную сторону. Но время дорого: скажите, чем я могу вам служить?

И палач, как бы в ответ на вопросительный взгляд портного, прищурил глаза. Они взяли друг друга под руку и, тихо беседуя, стали прохаживаться взад и вперед. Мастер Струбб несколько раз пожал плечами и покачал головой; потом он кивнул утвердительно — и они молча вошли в дом. Не говоря более ни слова, Струбб открыл железную дверцу потайного шкапчика в стене, выбрал одну из многих находившихся там склянок с разными снадобьями, разделил содержимое ее на две части и одну из них передал Яну в плотно закупоренном пузырьке.

Ян выразил наглядным образом свою признательность, выложив на стол несколько серебряных монет. Палач весьма любезно принял эту лепту и, в дополнение к совершившемуся торгу, дал своему клиенту на прощание еще дружеский совет.

— Что бы ни произошло, помните, что вы не должны проговориться обо мне. Наш брат — человек редкий; и каждое наше слово, как вы знаете, стоит трех свидетелей. Ну, так вы, любезный мастер, можете быть в свою очередь, уверены, что в случае, если вам придется держать ответ в застенке, — мастер Струбб будет к вашим услугам. Вы выйдете из моих винтов и веревок невинным, как ангел, без повреждений и без всякой боли. Это уж мы умеем устраивать для наших друзей!

Выбравшись из дома через заднюю дверь и сделав большой обход, Бокельсон все более и более ускорял шаг, пока почти бегом, весь разгоряченный, достиг наконец, города и вошел в него через ворота, находившиеся далеко от дороги, ведущей к жилищу палача.

Он едва сделал пятьдесят шагов, как увидел Петера Блуста, гревшегося в лучах солнца возле лавочки на углу. Эта лавочка была его собственность, недавно им приобретенная; и в ней можно было найти самую разнообразную смесь хозяйственных продуктов, овощей, красок и других всевозможных предметов мелкой торговли. Дела его шли хорошо, так как в этом квартале население состояло из людей со скудными средствами, а в его лавочке люди могли получить все, что угодно, в самом незначительном количестве и по весьма умеренной цене Благочестивый лавочник отпускал свой товар без обмана в мере и весе, не давал при размене фальшивых денег и, отпуская в долг бедным покупателям, у которых не всегда было чем заплатить, записывал им на книжку, не насчитывая за это ничего лишнего. Остановившись отдохнуть от усиленной ходьбы, Бокельсон заговорил с ним.

— Давно не видались, Петер Блуст!

— Да, очень давно, мастер Ян.

— Как здоровье?

— Хорошо.

— А торговля?

— Тоже.

— Много дела?

— Слава Богу, ничего.

— Но я не вижу у тебя никакого помощника в лавке.

— Что можешь сделать сам, не доверяй другому.

— Похвально! Но ты остаешься совсем одиноким, точно удалился от света.

— Так лучше, Ян! Я полезен ближнему, а в уединении забочусь о спасении моей души.

— Ты — настоящий апостол, Петер Блуст. Да будет Господь опорой тебе во всех твоих намерениях; и время само утвердит их!

— Время мало может сделать, мастер Ян: скоро наступит конец всему земному.

— Так сказано в Писании.

— Скоро начало вечной скорби, горе людям на суше и на воде.

Хорошее расположение духа оставило хозяина лавочки как только он, благодаря этой беседе, вернулся к своим излюбленным мыслям, редко покидавшим его. Он взял Бокельсона за руку и повел его в свою каморку, где на столе раскрыто было Откровение апостола Иоанна.

— Вот, — указал он, — здесь стоит: «И придет конец, и горе тем, кто погряз в грехах и не исполнил долг свой».

— Ты познал божественную мудрость, о брат мой! — сказал Ян.

— Я лишь высчитываю время, как честный торговец рассчитывает срок уплаты, и верую, что никто и ничто не устоит перед лицом Господа. Грехи наши вопиют к Небу, и Всемогущий накажет неповиновение воле Его и гордость нашу.

Петер Блуст глубоко вздохнул и стал напряженно всматриваться в строки книги, порядком расстроившей его воображение.

— Ты богат, Блуст, — сказал Ян, делая попытку извлечь выгоду из настроения собеседника. — Ты можешь делать добро и помогать ближним, трудящимся и нуждающимся.

— Я и делаю это, Ян, но что из того? Вспомни, что говорит наш проповедник в Довентере: «Если не снимете с себя все одежды ваши и не принесете покаяния нагие и босые, не откроются вам врата Нового Иерусалима».

— Нельзя понимать эти слова буквально, как ты думаешь. Ты не должен претерпевать нужду, чтобы обогащать других, но должен с пользой употреблять избыток и делиться с тем, кто заслуживает помощи. Христос установил общность имущества между всеми, и ты, как всякий, вправе пользоваться тем, чем пользуются твои братья: не больше, но и не меньше других бери на свою долю. Доброе сердце часто завлекает нас слишком далеко и побуждает к чрезмерной щедрости. Я испытал это на опыте и вот теперь сам нахожусь в петле, потому что помогал другим.

Торговец устремил на говорящего внимательный взор и сказал так, как будто был приготовлен услышать это:

— Да? Продолжай, брат мой, я слушаю тебя.

— Я раздавал взаймы деньги, дарил и расточал помощь и благодеяния; но вот пришел день, когда я сам должен заплатить долг Григеману; а когда наступил срок, оказалось, что у меня нет презренного металла, нет друга, который бы поручился за меня. Мысленно я уже вижу себя выставленным у позорного столба.

— Этого не должно быть ни с одним верующим. Господь воздвигнет всегда кого-нибудь, кто захочет поддержать падающего брата. Я буду для тебя таким другом. Я знаю теперь все касающееся тебя, и вижу — перст Божий привел тебя к мне. Твоя жена, сестра моя, приходила сегодня ко мне и просила у меня взаймы денег. Но женщины слабый сосуд. Они болтают многое несогласное с истиной, переделывают все в свою пользу и любят винить другого, хотя бы этот другой был муж, которому они должны повиноваться. И сестра моя Микя в таком духе говорила со мной; а потому я не поверил ее рассказам и отказался исполнить то, о чем она меня просила. Но тотчас, как она ушла, я взял эту превосходную книгу и увидел слова: «Кто благочестив, да будет таковым всегда; и вот я приду скоро, и со мной награда для каждого по его заслугам». И я пожалел о своем жестокосердии…

Глубокий женский голос прервал речь Блуста.

— Во имя милосердного Господа, подайте милостыню!

Петер Блуст вышел из коморки в лавочку, чтобы исполнить просьбу нищей.

— Подайте милостыню несчастной старухе. Злые язычники выгнали меня из города, и предо мной лежит долгий путь; а ноги мои босы, и жажда томит меня, — продолжал молить голос нищей.

Ян поспешно приставил глаз к отверстию в перегородке и заглянул в лавочку. Там стояла его мать, Блуст протягивал ей подаяние. Ян, увидя ее, почувствовал стыд, в то же время его обуял страх при мысли, что она может открыть его присутствие здесь. Он спрятался в дальний угол и стоял, почти не дыша. Но против воли он слышал как будто другие голоса рядом с голосом давшей ему жизнь. Ему казалось, что трубы звучат над его ухом и возглашают первую половину недавно приведенного Блустом изречения: «Кто зол, да пребудет таковым вовеки, и кто нечист, да пребудет таковым вовеки».