Элоиз Мак-Гроу - Дочь солнца. Хатшепсут

Тремя неделями позже он решил, что ждать достаточно. Он приказал команде подготовить свою барку, высокомерно пробился через тихие толпы, собравшиеся вокруг дворца, и поплыл на север, собирать первые спелые сливы.

В Мемфисе их встретила новость, которую из верховьев реки спешили доставить царице. Суда показались в дельте.

В полдень, когда жара, подобно тяжёлой ноше, давила на людей, корабли Нехси по мелеющей реке прибыли в Фивы.

Они были так же не похожи на пятёрку новеньких кораблей, которые отправились отсюда год назад, как человек, возвращающийся с войны, не походит на зелёную молодёжь, отправляющуюся на бойню. На них остались следы далёких мест, запах иных земель. Некогда нарядная краска стёрлась и исчезла, паруса покрывали заплаты, рангоут был истрёпан непогодой. Бабуины, подобные напыщенным идолам, восседали на реях или прохаживались исполненными достоинства шагами. Тараторящие мартышки сигали мимо них вверх и вниз по снастям; борзые собаки метались от борта к борту и облаивали народ, столпившийся по берегам. Суда казались переполненными движением и шумом, они глубоко сидели в воде от своего экзотического груза: мирровой смолы и зелёного золота Эму, чёрного дерева, коричного дерева, дерева хесаит [136] ...мирровой смолы... дерева хесаит... — названия различных ароматических веществ. Часть из них не имеет объяснений. , слоновой кости и шкур южных пантер. На четвёртом судне, между тюков с товарами и связками острых изогнутых клыков, теснилась кучка жителей Пунта с детьми и жирными жёнами. У людей были орлиные носы и узкие заострённые бороды; все волосы у них были заплетены в короткие косички, свисавшие бахромой и обвязанные ремешком. Никто в Египте никогда не видел ничего подобного.

Всё это было изумительно, но всего изумительнее была божественная Ма-ке-Ра, которая узнала о существовании всех этих чудес и повелела Нехси их доставить. Вдоль бортов каждого судна живыми чудесами стояло по ряду мирровых деревьев. Все деревья, путешествовавшие с большими комьями земли, были торжествующе зелёными и свежими, невзирая на многие и многие лиги перенесённого путешествия. Их бесчисленные листья, шелестящие на лёгком ветерке, превратили суда в движущиеся сады.

Никогда впредь не придётся Амону, возлюбленному отцу Ма-ке-Ра, зависеть от гнусных дикарей-торговцев, никогда больше не останется он без мирры для своей услады. У него теперь появился собственный сад благовоний, его собственный Пунт в Египте. Царица добыла все чудеса Страны богов и вложила их в его золотую руку.

С палубы своей барки, находившейся ниже по реке, Тот смотрел, как пять парусов медленно двигались мимо храма Амона к дворцовым докам. В его голове против воли снова и снова звучали стихи. Он наткнулся на них несколько недель назад в одном из старых свитков и теперь всем сердцем желал позабыть их.

Ритмичный шёпот в ушах Тота был прерван звуком шагов Рехми-ра, который прошёл по раскалённой солнцем палубе и остановился рядом с ним.

— Тьесу, уходите. Вы смотрите на них уже целых девять дней. Я вам говорю, что пора наконец остановиться. О боги, нам следовало остаться в Мемфисе, пока всё это не закончится! Нет никакого смысла провожать их домой, видеть их перед собой каждую минуту, каждый час...

«Я должен ответить ему, — сказал про себя Тот. — Я должен сказать что-нибудь лихое и вернуться вместе с ним в павильон и выпить немного пива, хотя меня от него тошнит, и старательно притворяться».

Они могут ещё на что-то рассчитывать. Они могут продолжать говорить о терпении, о том, что правду не скроешь и что великая Маат в конце концов победит, как будто до сих пор верят во всё это. Возможно, они сами считают, что верят. Удивительно, как они ещё в состоянии обманываться.

— Тьесу.

— Тьесу, я ухожу в тень. Вам тоже было бы лучше уйти, вы залиты потом. Идите, идите... В павильоне еда и пиво. — Шаги удалились.

У них в павильоне пиво. Ну да, и, конечно, они пили его. Глотали пиво и все свои надежды и говорили о чём-нибудь постороннем. Не о прибывших кораблях, вовсе нет. Не о том, как Амену тихо умирал весь последний год после того, как маленькая княжна, которую он преданно любил, вышла замуж за вельможу с юга. Для него успех его царя мог бы послужить частичным воздаянием. Не о радостном возбуждении Рехми-ра, который неделю назад наконец оправдался в глазах своего отца. Ни слова о царе, за которым они следуют, который не может им дать ничего, кроме несчастий, который, наверно, чем-то смертельно оскорбил самих богов. Нет, они похожи на людей, которые болели уже долгие месяцы, но пили пиво и скрывали от всех своё состояние.

«Как они могут чувствовать что-то, кроме ненависти? Ведь сами боги презирают меня», — подумал Тот.

Он взглянул вниз на руку, опиравшуюся на фальшборт. Вид ладони с толстыми пальцами был противен ему просто потому, что она являлась его частью. Он сам был себе противен.

Внезапно он увидел себя со стороны, таким, каким его должны были видеть другие бывавшие во дворце, — короткую коренастую фигуру с большим носом и широким лбом, маленьким подбородком и беспомощным гневом в глазах. Его охватила ненависть к собственному телу и существу, обитавшему в нём. «Смотри, моё имя смердит сильней, чем стервятник-орёл...»

— Тьесу? — вопросительно окликнул Рехми-ра со ступенек павильона.

— Да, я иду.

Он зашагал по палубе к павильону, спрашивая себя, почему во всём Египте только эти двое не видели, чем же он является на самом деле.

В глубине души они понимают, думал он. Должны понимать. Он яростно желал, чтобы они признались в этом, отказались от него, вернулись к своим семьям и забыли бы о нём. Бремя их потерь лежало на нём непереносимой тяжестью. Но, увы, было слишком поздно. У них не осталось ничего, к чему можно было бы вернуться.

Тот вошёл под тент павильона и почувствовал, что жара, обжигавшая его плечи, сразу сменилась прохладой. Амену встал из-за стола и подставил ему стул. Тот сел, пытаясь продолжать играть, прислушиваясь к стихам, звучавшим в его голове, и с возрастающим отвращением глядя, как на стол для него ставят особый кубок, осторожно наливают туда особое пиво из только что открытой фляги, выполняя все маленькие ритуалы уважения, за которые эти двое упрямо цеплялись все эти годы, несмотря на внешне лёгкие и близкие отношения. Они ревниво блюли мысль, что он их царь, а они — его подданные.