Элоиз Мак-Гроу - Дочь солнца. Хатшепсут

— Воспротивиться? — эхом отозвался он.

— Да. Потребуйте у Её Сиятельства свои права. Если бы вы подняли шум...

— Нет, я не могу! — Тот был ошеломлён. Все знакомые предупреждения пронеслись в его сознании: «Довлеет тебе быть покорным властям предержащим... Повинуйся... Воспротивься... Повинуйся...»

Вдалеке прозвучал второй удар гонга.

— Оставьте это дело, Ваше Высочество. Вполне достаточно.

— Если вы действительно так думаете...

Мгновением позже Тот стремительно нёсся по коридору вглубь храма, пытаясь опередил» собственные мысли.

Оракул Наклонения главы бога всегда находился во внутреннем дворе, перед храмовыми стойлами. Другой оракул, которого видел Тот — его называли Тяжесть Великолепия Амона, — находился в первом вестибюле святыни. Если торговец, например, желал выяснить, будет ли выгодной его поездка, он вкладывал в руку жреца, совершавшего обряд, золото, зерно или прекрасное полотно. Тогда носильщики священной барки, предводительствуемые Хведом, выносили из Великого святилища золотое изваяние Амона и три раза проносили его по вестибюлю. Если купцу должно было повезти, барка всякий раз, когда её проносили мимо него, становилась тяжёлой, настолько тяжёлой, что носильщики шатались и с трудом удерживали свою ношу. Тот видел это собственными глазами и поражался тяжести руки Амона, который мог качать барку, тяжёлое золотое изваяние и восемь сильных людей словно игрушки. Он спрашивал себя, будет ли Наклонение главы чем-то похожим на этот ритуал. Он стремился увидеть его, чтобы можно было снова восхищаться.

Когда он добежал до стойл во внутреннем дворе, жрец уже возжёг благовония, на столе лежали три богатых дара, а рядом стоял со сложенными руками первый проситель — речной капитан. Когда жрец отложил кадило, корабельщик опустился на колени в пыль, протянул руку к двери стойла и прогудел вопрос — что-то насчёт плавания в Гелиополис.

Из стойла послышался какой-то негромкий, но мощный звук. Тот, встав на цыпочки, чтобы выглянуть из-за спин других новичков, увидел, как распахнулась дверь и появилась лоснящаяся чёрная бычья голова с обвитыми цветами рогами. Это Апис собственной персоной выступил из своего великолепного стойла. Он шёл меж двух жрецов в ранге служителей быка, которые держали золочёные верёвки, привязанные к кольцу, продетому в священный нос. Бык остановился перед просителем и стоял неподвижно, слегка помахивая хвостом. Вдруг верёвки напряглись, потянув кольцо к земле. Он опустил голову. Верёвки ослабли, и он опять поднял голову. Из груди стоявшего на коленях корабельщика вырвался крик благоговейной радости. Апис развернулся и, сопровождаемый своими служителями, поплёлся обратно в стойло.

Бог кивнул.

Тот, глядя на дверь, за которой скрылся бык, попытался изумиться, но не смог. Действительно, что изумительного было в быке, который опускал голову, когда его принуждали к этому верёвки? Взглянув вокруг, он увидел только заинтересованные лица новичков, безразличные — жрецов и радостное — корабельщика, освобождавшего место для следующего просителя.

«Наверно, я ошибся, — решил Тот. — В следующий раз посмотрю повнимательнее».

Посмотрев ещё на четверых просителей и на четыре разных ответа, он остался озадаченным и охваченным серьёзными сомнениями. Он знал, что бог Амон обитает в блестящем чёрном теле Аписа, так же, как и в золотом изваянии, стоявшем в святилище. А теперь он знал ещё, что Апис не сделал никаких движений до того, как жрецы потянули за верёвки вниз или дёрнули вбок, чтобы заставить быка помотать головой. Неужели Амон, который так легко толкал тяжеленную барку, нуждался в помощи жрецов, чтобы заставить быка кивнуть?

Когда внутренний двор опустел, он спросил об этом Бената, главного служителя быка.

— Да, — с готовностью согласился Бенат. — Мы помогаем досточтимому Апису подавать знак. Мы — инструменты воли Амона.

— Но как вы узнаёте, желает ли Амон, чтобы вы дали положительный или отрицательный ответ?

— О, это совсем просто, Молодое Высочество. Нам достаточно взглянуть на подношение. Боги одобряют тех, кто делает богатые подарки.

Тот удивлённо вздёрнул брови. Утверждение весьма походило на хорошо знакомую ему язвительную вавилонскую пословицу, которую можно было перевести как «царский подарок гарантирует благоприятное пророчество». Тем не менее вавилоняне знали, что даже самое благоприятное пророчество не могло гарантировать обещанного божественного покровительства. В Египте же, если судить по выражениям лиц просителей, получивших в ответ «да», боги, получившие подарок, должны были выполнять свои обещания.

— Значит, можно покупать покровительство богов, как лук на рынке? — спросил он жреца.

— Нет, Молодое Высочество! — в голосе Бената послышалось потрясение. — Нужно прежде всего вести праведную жизнь. Вы, конечно, видели текст Заявления о Невиновности? Ка любого человека должно повторить эти слова перед весами Осириса после смерти.

Тот глубокомысленно кивнул и отправился назад через внутренний двор. Он видел эти тексты много раз, их писали в новых гробах, сложенных для продажи в мастерских плотников. «Я не чинил зла людям. Я не был причиной слёз. Я не убивал. Я не прибавлял к мере веса и не убавлял от неё. Я не отнимал молока от уст детей...» [117] «Я не чинил зла людям...» — 125-я глава «Книги мёртвых». Цит. по: Монтэ П. Египет Рамсесов: Повседневная жизнь египтян во времена великих фараонов./ Пер. М. А. Коростовцева. М.; Наука, 1989. — С. 303.

Всё это и ещё много сверх того было написано на внутренней стороне тех непроданных гробов, которые могли купить все — даже люди, в этот самый момент совершавшие любое из множества преступлений, перечисленных в списке. Неужели Осирис поверит всей этой лжи? Если бога можно подкупить золотом или одурачить словами, то что же сильнее: золото, бог или слова? От чего зависит судьба человека? Тот понял, что не знает.

Посреди двора он внезапно остановился. В его мыслях всплыла фраза — эхо прошлого. «Когда бы ты ни спросил меня о богах, я отвечу тебе так же: «Я не знаю». Кто-то когда-то сказал это ему однажды; голос, прозвучавший в памяти, принадлежал Одинокому Человеку.

«Мой отец, — подумал он с трепетом. — Эго сказал мой отец. И он тоже не знал».

Он медленно прошёл через двор и вошёл в храм, чувствуя, что от этих мыслей у него холодеет в животе.

Несмотря на то что ему удалось ненадолго унять беспокойство Хатшепсут, Сенмут возвращался на свою виллу на Дороге Мут в глубокой задумчивости. В последнее время она слишком часто волновалась из-за Тота. Что-то нужно было делать.

Во внутреннем дворе он отослал носилки и носильщиков и медленно прошёл в дом. Брат Сенмен, который уже некоторое время был его личным помощником в должности Первого писца храма Амона, как Сенмут обещал ему несколько лет назад, ожидал в гостиной, примыкавшей к спальне.