Сергей Жоголь - Пращуры русичей

– Где-то я видел эту ряху, знаком уж больно, – вполголоса произнёс князь, обращаясь к стоящему поблизости Вадиму. Но тот лишь пожал плечами.

– Так он уж был у нас, давеча, – шепнул на ухо Трувору один из гридней, что стояли рядом, – Добро для Новгорода собирал, в пользу брата твоего старшего.

– А, вспомнил я этого жадюгу, как же, как же, – Трувор рассмеялся, он ещё помнится такую рожу скривил, когда я намекнул, всё ли добро он собирается до Рюрика свезти, аль половину себе хочет оставить.

Увидав, что князь потешается, Страба конечно же принял этот смех на свой счёт, и ещё больше озлобился, но всё же сдержал себя, и поспешно поведал о причине своего визита ненавистному насмешнику.

– Надо же, братец мой решил пир устроить, – Трувор повеселел ещё больше, окружавшая его свита так же заулыбалась. – А ведь слыхивал я, что Рюрик меня всё время бранит, за то, что я гульбы часто устраиваю, а тут вдруг сам пир затеял. Странно, странно.

Страба старался запомнить каждое сказанное Трувором слово.

– Как же ты князь поедешь то к брату, вон нога у тебя не срослась ещё, а дорога то неблизкая? – произнёс воевода Вадим. – Подлечиться бы тебе.

– Да уж точно, какой уж теперь из меня гуляка, – прекратив смеяться, произнёс Трувор. – Не смогу я нынче приехать, так Рюрику и передай. Болен, мол, князь Изборский, и потому не сможет он годовщину княжича Игоря. Неохота мне по жаре такой в телеге трястись, да вот с эдаким довеском, – князь указал на сломанную ногу. – А что бы ни обидеть брата, отправлю-ка я, ему в подарок, десяток бочек вин да медов хмельных, пусть погуляет вволю, да обиды не держит.

Страба выслушав ответ Трувора, поклонившись, вышел, на лице его играла хитрая улыбка.

– Значит, так и сказал: «неохота по жаре в телеге трястись», сначала вроде бы согласился, а потом Вадим его и отговорил, – на лице Лучезара появилось подобие улыбки. – А ещё говорил, что Рюрик редко народу празднества устраивает, стало быть, скуповат?

– Что скуповат, не говорил, а про празднества всё верно, – Страба, поглядывал на Лучезара, пытаясь понять какую игру тот затеял.

– Говорил, не говорил, но смысл то в словах Трувора был таков, что, скуп князь Рюрик, потому и не любит его народ. Так? Сам то Трувор у изборцев в почёте, вот младший то и возгордился.

– Ну, вроде бы так.

Они сидели вдвоём, в Страбином доме и обсуждали предстоящий визит приказчика к Рюрику. В комнате кптил светильник, посылавший на стены серые блики. Одинокий мотылёк, подлетел к огню, но, не рассчитав расстояния, опалил крылья и упал на пол, прямо к ногам Страбы. Он бил крыльями, трепетал, но оба участник беседы не обращали на него внимания.

– А раз так, то ты это князю и скажи, что ругал его младший брат, не захотел сына его Игоря почтить, и тому воевода Вадим способствовал. Ведь поначалу готов был ехать Трувор, а Вадим де, его отговорил. Ты, это скажешь, а я уж добавлю, кто такой Вадим Храбрый, да про цели его коварные.

За дверью что-то громыхнуло, Страба на цыпочках подошёл к двери, приоткрыл её, и выглянул в образовавшуюся щель.

– Челядь. Уронили что-то, дурачьё безрукое.

– А подарок, бочки те, ещё в пути, говоришь? – проигнорировав заявление хозяина, произнёс Лучазар. – Когда их доставить должны?

– Думаю, через пару дней тут будут.

– Тут это где?

– Ну, как где, к Рюрику во двор и свезут.

Гость не спеша, поднялся, сделал несколько шагов в сторону двери, прислушался, теперь, именно он опасался быть услышанным.

– А ты не спеши, приказчик, не торопись. Пусть груз этот пока на твоём дворе постоит, да и сам к князю не спеши.

– Как же так, Рюрик ведь за это по головке не погладит, если опосля такого будет по чему гладить, а то ведь… – Страба провёл большим пальцем по горлу.

– Не бойсь, ничего тебе Рюрик не сделает. Ты же сам говорил, что Трувор тебя долго на жаре держал, сразу не принял, потому то и вернулся ты поздно. Так ты об этом в первую очередь и поведай, мол, нет у Изборского князя почтения к посланцам от брата старшего, возомнил он о себе неведомо что.

Страба наморщил лоб. Изборский князь конечно же его жутко обидел, но идти на такой риск, что бы отомстить, надобно ли?

– Голова то на плечах одна, а коли, её не станет, так ведь новая не вырастет, – ему стало боязно.

Страба взглянул на собеседника, на красивом лице гостя не было ни капли страха. Было видно, что он уверен в себе, и в том, что делает.

– А вино то пока у себя во дворе подержи. Я людей пришлю, они за тем подарком то и присмотрят, – спокойно, но твёрдо продолжил Лучезар.

– Но, как же, ведь…

– Делай, как я говорю, – в глазах гостя сверкнул огонь, Страба вздрогнул. – Не смей планов моих рушить, делай, и всё. Тогда и Трувору отомстишь за то, что он тебя в воровстве заподозрил, и почтения должного не выказал, а если всё по-моему станется, то глядишь, в большие люди выйдешь.

Страба лишь прикусил губу. Страх и жадность боролись в нём.

– Будь что будет, Рюрик конечно может голову снять, но и этот, если его не послушать, тоже не пощадит. А если повезёт, то и в самом деле…

Скрипнула дверь, Страба открыл глаза, в комнате уже никого не было. Гость исчез. Страба подошёл к светильнику. На полу лежал мёртвый мотылёк, ставший единственным свидетелем тайной беседы.

Все чего-то хотят, о чем-то мечтают, одним хочется любви, другим богатств, третьим славы. Но далеко не все, во имя своих целей, готовы идти на жертвы, подвиги или предательство. Но те, кто жаждет власти, люди особенные. Если любовью и богатством или даже славой можно поделиться без особого ущерба для себя, то власть, это то, что не стоит отдавать никому. Те, кто жаждет власти, подозрительны и злобны, они всюду видят заговоры, видят, завистников которые жаждут эту власть отнять, и забрать себе. Рюрик за эти годы сильно изменился. Из крепкого полного сил воина и вождя он превратился в усохшего старца. Нет, он не сильно поменялся внешне, разве что немного добавилось седины, он не утратил силы, и по-прежнему был способен держать в руках меч, и разить им даже самых злобных и грозных врагов. Он состарился где-то внутри, глубоко, глубоко, и поэтому морщины, которые появились на его лице, были ничтожны по сравнению с теми морщинами, которыми покрылось его сердце. Став князем, Рюрик стал другим, и это заметили многие.

Лучезар поднялся по скрипучим ступеням и постучал в дверь. Ответом ему была тишина. Он постучал ещё, и, наконец, услышал негромкий голос. Лучезар не распознал слов, но понял, что его приглашают войти, и тут же переступил через порог. Князь сидел на низком табурете посреди комнаты. Одетый в простую домотканую рубаху и порты, он казался задумчивым и отрешённым. В таком виде, Рюрик никак не походил на грозного и великого правителя, и лишь неизменная бляха с соколом, подчёркивала его неизменное величие.