Сергей Жоголь - Пращуры русичей

– Он точно немой, не стонет, не жалуется, три дня уж топаем, а он ни слова не сказал.

Игорь бледный, измождённый долгой дорогой не хныкал, не закатывал истерик и даже не просил есть.

– У, зверёныш, – пришло Страбе на ум. – Что ж тебя ждёт? Теперь, когда ты попадёшь в руки Лучезара, твой отец вряд ли останется таким грозным и непобедимым, думаю, что я сделал правильный выбор. Рюрик ичезнет, растворится, так же, как и появился, а я буду в почёте у его приемника.

От этих мыслей стало как-то легче. Страба даже улыбнулся. Игорь всё это время смотрел на Страбу немигающим взглядом, и боярину вдруг показалось, что мальчишка читает его мысли.

– Глупость всё это, ничего он не понимает, – стараясь отогнать нахлынувший страх, пробурчал Страба.

Он поднялся на ноги, и отправился ломать еловые ветки, чтобы соорудить себе место для сна. Солнце тем временем исчезло за верхушками деревьев, и ночь опустилась на затихающий осенний лес.

– Вставай, боярин, – голос Гинты, заставил Страбу вздрогнуть. – Вои по дороге идут, много.

Увидев, что тот, кто трясёт его за рукав вовсе не враг, Страба, поначалу, успокоился, но, поняв смысл сказанного, ещё больше струхнул. Мелькнул силуэт и на поляну из кустов вышел Витаут, опытный воин появился так неожиданно, что в очередной раз вусмерть перепугал боярина.

– Что за вои, чьи, может из Новгорода, погоня? – стуча зубами, прошептал бывший приказчик.

– Нет, эти не за нами, за нами дюжину могли послать, ну две, а тут целая рать шагает, – сообщил Витаут. – Да и не из города они, наоборот, в Новгород движутся, сотен пять, не меньше.

– Что за напасть то на наши головы? Глядишь, не заметят, – вполголоса произнёс Страба, словно опасаясь быть услышанным.

– Может и не заметят, но когда такая рать идёт, то обычно дозоры вокруг высылают, вот они то для нас и опасны.

– Так что же делать?

– Останемся, и затаимся, костра мы не жгли, глядишь не заметят, – Витаут, как всегда, был сдержан и невозмутим.

– А мальчик? – вступил в разговор Гинта.

– Пусть спит.

Страба посмотрел на лежащего на еловых ветках княжича, и увидел что-то странное. Поначалу боярин не понял, но потом сообразил, ребёнок, укутанный толстым грубым плащом, улыбался во сне.

– Первый раз вижу его улыбку, – именно эта мысль промелькнула у Страбы в голове. – Он, похож на ребенка, лишь когда спит, все другое время он точно старик 80, хмур да упрям.

Мальчик же, словно в ответ на мысли боярина, улыбнулся ещё шире.

– Точно издевается, ну ничего, скоро тебе станет не до смеха.

Шепот Гинты прервал рассуждения Страбы: «Подходят, прячьтесь».

Сквозь густые кусты, отделявшие беглецов от широкого тракта по которому двигалось войско Страба разглядел первые ряды воинов. Вооружённая тяжелыми деревянными щитами и копьями шла пехота. Большинство было без доспехов, с топорами да окованными железом дубинками.

– Судя по рожам их бородатым – кривичи, – подумал Страба, что было сил вытягивая шею. – Глянь, а эти, похоже, сородичи ваши, – уже вслух добавил боярин, обращаясь к спутникам, когда первых воинов сменили худощавые и рослые вои в доспехах из толстой бычьей кожи.

– То латгалы, а мы курши, – поправил говорившего Гинта.

– А по мне всё одно, все вы балты на одно лицо, и говор у вас невнятный.

Гинта скривил лицо, но отвечать не пожелал. Замыкали шествие воины-варяги, огромные свеи и нурманы, а так же усатые русы.

– Всех мастей понемногу, кто ж такие? На Новгород ведь идут, толи к Вадиму помощь, то ли к Рюрику, – решил принять участие в обсуждении невозмутимый Витаут.

В этот момент на глаза беглецам попались несколько всадников, которые двигались почти в самом конце таинственной рати. Один из них, в красном плаще и собольей шапке, показался Страбе знакомым.

– Ну всё, хорош прятаться, свои это! – радостно выкрикнул боярин, поднимаясь на ноги. – Ну же, вставайте, пусть я по лесам бродить и не приучен, зато зрение у меня точно у охотника на белок, своего от чужого отличить сумею.

Теперь, после этих слов, и оба воина-балта признали во всаднике давнего хозяина, нынешнего посадника города Изборска – Лучезара.

Предоставив Вадиму свободу и обвинив Рюрика в смерти Трувора, Лучезар не сидел сложа руки.

– Если я не ошибся в нем, он поднимет новгородцев, Не всех, нет, но завистников у Рюрика хватает, – рассуждал посадник.

Ещё тогда когда новгородским князем стал Гостомысл, многие приняли его неохотно. Поначалу, когда Гостомысл прогнал варягов, народ признал его князем и выполнял его приказы охотно. Но со временем, любой предводитель делает ошибки, а людская любовь непостоянна. Не все пожелали вносить плату в казну, никому не хотелось кормить лишние рты, ведь в мирное время сильное войско не требуется. Большая часть дружины была распущена, а Гостомысл погружённый в свои семейные дела, размяк и пошёл на уступки толпы. Рюрик не таков, он сразу стал править жёсткой рукой, его дружина сильна и в мире и в войне. Он мечом объединил народы вокруг Новгорода, требовал исправно платить подати, для чего варяжская дружина постоянно хаживала за полюдьем.

Люди глупы и жадны, им жалко своих богатств, они не понимают, что тот, кто не желает кормить свою дружину, будет кормить вражескую. Только этот простак Вадим, да его отравленный побратим могли думать, что веселья и пиры для мужиков сделают их всеобщими любимцами. Если одной рукой ты даёшь, а другой забираешь, ты не станешь любимцем, потому как добро помниться недолго, а зло не забывается никогда.

Вадим и Рюрик: любимец толпы, и князь правящий жёсткой рукой. У каждого из них найдутся и недруги и поклонники. Но сегодня и те и другие послужат именно ему – Лучезару, пусть оба моих врага сцепятся меж собой, а я приду и убью победителя. Сейчас когда Рюрик потерял братьев и жену, он ослаблен, самое время проверить крепки ли у сокола когти.

– Если новгородцы взбунтуются, и Страба выполнит, то, что я ему велел, то мои мечты станут явью, – рассуждал Лучезар. – Для этого то, мне и нужна сильная дружина.

Лучезар не устраивал пиров, не жил в шикарных хоромах, а всё, что имел, потратил на воинов. Он распродал имущество, которое осталось у него в Новгороде, исправно взимал с кривичей дань, отправлял её Рюрику, дабы не вызвать подозрений, но часть всё же утаивал. На все эти богатства он нанимал воинов. Прознав, что вожди живущих по соседству балтов-латгалов затаили на Трувора обиду, Лучезар завёл с ними дружбу. Лестью и подкупом добился того, что те согласились поддержать его в его войне. Время шло, дружина Лучезара крепла, оставалось лишь ждать новостей из Новгорода.

Лишь одно тяготила посадника, мешало ему спать по ночам, не давая покоя: «Этот слабак и трус Лейв, почему он не убил этого мальчишку? Он ведь обманул меня дважды, первый раз, когда не сумел отравить всё присланное Трувором вино, а второй раз, когда сказал, что мой брат мёртв. Когда я уничтожу Рюрика и Вадима, не останется никого, кто посмеет мне помешать стать князем. Даже если новгородское вече опять не признает мои права, я смогу править именем маленького Игоря. А что бы вече меня признало, я должен для всех быть сыном княжича Выбора, и мне не нужны родичи-простолюдины».