Петр Сажин - Севастопольская хроника

Здесь Ворков увлекся опытами – сжиганием щугорских и воркутинских углей в топках речных пароходов. Сейчас и эти опыты, и трудности жизни на Севере не выглядят подвигом, потому что теперь железная дорога вытянулась до самого океана, в столицу края летают современные воздушные корабли, и угля добывается теперь около двадцати миллионов тонн в год. А тридцать семь лет тому назад?

Тридцать семь лет тому назад уголь тут еще не добывался, и всякая поездка на Север – экспедиция.

Жизнь на Печоре, этой древней реке, тянущейся от Урала через Большеземельскую тундру до самого Баренцева моря, нравилась Борковым. Да и работа была интересной, и места малохоженые, сказочные. Господь Бог, сотворяя эту часть нашей бескрайней земли, бросил к Полярному Уралу и Тиманскому кряжу полную горсть рек и речушек с хрустально-чистой водой.

Населил реки несметным количеством шустрых рыб с нежнейшим белым и красным мясом.

В леса выпустил тепломехого, пушистого зверя.

А туда, где проходит дуга Полярного круга, пригнал красавца северного оленя и наслал бегающих, летающих и плавающих птиц.

Раздолье какое! Главная река края Печора тянется на тысячу семьсот девяносто километров.

Плавать по здешним рекам безумно интересно: они то льются по равнине, то ныряют в узкие щели обрывистых берегов, то несут свои прозрачные воды через тайгу, то текут широким потоком, то расплетаются на несколько прядей, образуя острова, протоки, которые по-местному называются «шарами».

В 1932 году у Борковых сын родился. Возникли планы на будущее. Но не прошло и года, все планы были сломаны. Боркова вызвали в военкомат и объявили гожим.

Пришлось «сняться с якоря», завезти жену и годовалого сына в Архангельск, а самому в Ленинград.

С вокзала прямо в Балтийский флотский экипаж. Из экипажа на курсы ускоренной подготовки комсостава Балтики. Время быстро пролетело – звание лейтенанта, специальность штурмана и проездной литер на руки.

Черное море. Синее небо. Серый, окрашенный шаровой краской тральщик «Щит». Молодой офицер поднялся по сходне, отдал честь флагу – и к командиру. Прощай, Север, Печора. Где-то там родители. А ему надо, как птице перелетной, строить новое гнездо.

Упорный, дотошный – ни себя, ни других не жалея и не щадя, постоянно требуя точного, неукоснительного выполнения службы и уставов, – на третий год службы молодой офицер был замечен командованием как человек, на которого вполне можно положиться. Борков был назначен командиром «Щита». И вскоре вывел корабль упорством и каким-то поразительным слежением за тем, чтобы на корабле все было в степени высшей готовности и отлаженности, на первое место. Или, как он сам мне говорил еще во время войны, «получил первенство по классу тральщиков» среди всех флотов Военно-Морских Сил СССР.

Послужной список контр-адмирала – не роман. Хотя он и сюжетен…

Между прочим, сам Ворков охвачен страстью писательства, и многое из того, что я мог бы (и хотел бы) еще сказать о нем, он рассказывает сам в книгах «Флаг на гафеле» и «Ложусь на боевой курс».

Контр-адмирал пишет не только мемуары, в его письменном столе лежат романы и стихи.

Я искренне желаю его книгам – семь футов под килем!

А мне пора оторваться от чистоводных рек, от хладных широт и вернуться на Юг, к Черной речке, воды которой с беспокойством и легким ропотом спешат к морю.

Время хранит много событий, свидетелем которых была эта ныне крохотная речушка.

В 1854 году из нее пил воду конь генерала Хрулева, на котором генерал так вовремя подоспел на помощь защитникам Малахова кургана в самый жаркий час штурма его французами, а осенью 1855 года здесь спешивались драгуны лорда Кардигана.

В двадцатых годах нашего столетия тут поили своих коней кавалеристы Буденного. Но всего памятней этой речушке 1942 год, когда осажденный Севастополь остался без воды и ее добывали в Черной речке под вражескими пулями и бомбами. Сколько раз возчики возвращались пустыми – осколок пробивал бочку, и вода – в землю!

Воду возили для госпиталей, детских садов, для пекарен и для воинов.

…Причал, заваленный грудами резаного металла. У причала доживает последние часы миноносец «Сообразительный».

Нет, это не волна сантиментов нахлынула на меня, я что-то более сильное и, я сказал бы, более глубокое; сердце болезненно сжалось, когда я глядел на седого адмирала и бывших матросов – ветеранов «Сообразительного». С какой тоской и болью смотрели они на причал, где возвышалась корма миноносца, – это все, что осталось от их боевого корабля, который во время войны был им и домом, и другом, и защитником, и их оружием в борьбе с фашистскими захватчиками.

Глядя на позеленевшие лопасти гребных винтов, на перо руля, я подумал: сколько же они должны были сделать оборотов, эти винты, чтобы лаг отсчитал шестьдесят три тысячи миль, пройденных кораблем в жестоких боях!

Шестьдесят три тысячи миль! В данном случае это 218 боевых походов в замкнутом бассейне Черного моря. Расстояние, пройденное миноносцем, равно трем окружностям земного шара по экватору. Конечно, если б этот путь прошло судно в кругосветном плаванье, то в наше время сей факт не составил бы сенсации: современные подводные лодки запросто проходят вокруг света под водой, а торговые суда, обладающие тридцатимильным ходом, делают это как будничное дело. А суда, которые моряки называют «трампами», то есть свободно (без расписания) плавающими по морским путям с любым фрахтом, бродяжничая по морям и океанам, по многу раз опоясывают нашу многострадальную землю.

Но с «Сообразительным» другое дело. Как я уже писал, миноносец вышел с акватории судостроительного завода за две недели до подлого нападения гитлеровцев на нашу страну (7 июня 1941 года) и до конца войны находился в беспрерывных походах.

Когда я смотрел на останки боевого корабля, корабля-солдата, не раз глядевшего в глаза смерти, у меня еще не было карты его боевых походов в Великую Отечественную войну 1941–1945 годов. Контр-адмирал подарил ее мне потом, в гостинице.

И вот она лежит передо мною, карта Черного моря. Крохотная, чуть больше раскрытой школьной тетради.

Если посмотреть по этой карте на море со стороны Анатолийского берега, от мыса Киноглу, оно окажется очень похожим на ботинок с высоким подъемом. Причем каблук придется на мыс Румели, от которого начинается вход в Босфор, а носок обозначится где-то в районе мыса Цихис-Дзири, на кавказском берегу.

Черное море маленькое, его наибольшая длина равна всего лишь 620 милям. Современное судно может пройти это расстояние менее чем за сутки, а сверхзвуковой самолет – за полчаса.

Карта походов гвардейского эсминца «Сообразительный» исчерчена тушью. Нанесенные на нее тонкие, волосные линии – это как бы следы «шагов» одного из самых счастливых боевых кораблей Черноморского флота с сакраментальным 13-м номером на борту.